Последнее предположение было вполне правдоподобным. У шпиона чесались руки проверить его немедленно. Но волей-неволей он был вынужден лечь спать, ожидая переселения, и уснул, как человек с чистейшей совестью.
Его разбудил помощник Сатиапала.
- А?.. Что?..- Хинчинбрук вскочил, разыгрывая испуг. Даже во сне он не терял над собой контроля, и теперь последовательно играл роль преследуемого беглеца.
- Идемте, - кратко бросил индиец.
- Куда?
- Ваш начальник чувствует себя лучше. Будете за ним ухаживать.
- Вот хорошо, вот хорошо!.. Спасибо!.. А то я так беспокоился, так беспокоился...
Откровенно говоря, Майкл Хинчинбрук никогда не интересовался личной участью подчиненных. И Чарли Бертон для него только пешка, которую, смотря по обстоятельствам, можно без жалости отдать на уничтожение, заткнуть навеки в глухой угол или, наоборот, защищать и продвигать вперед. Ныне эта пешка помогла пролезть в имение Сатиапала. Чарли выжил при этом, что ж, прекрасно! Трубить в трубы не из-за чего, но перед посторонним следует проявить горячую радость.
- Мой начальник очень привык ко мне... Ведь он так молод и неопытен... Только из Англии... Где уж ему знать Индию!
Хинчинбрук болтал без умолку. Идя за индийцем, он даже не запоминал дороги, ибо давно выследил, куда поместили Чарли Бертона и при желании мог увидеться с ним когда угодно. Но такой необходимости у шпиона еще не было, а отдельный домик в стороне от дворца его не интересовал.
Приближаясь к комнате Бертона, Хинчинбрук замолчал. Он вовсе не хотел разбудить Чарли, если тот спит. Кто знает, как встретит подчиненный своего шефа после долгой разлуки. Во всяком случае, свидетели при такой встрече излишни.
Чарли спал. Он лежал навзничь, раскинув руки. Забинтованная голова в полутьме напоминала огромный белоснежный кочан капусты.
- Боже мой! - тихонько ахнул Хинчинбрук, молитвенно склоняясь над кроватью. - Такое натворить, а?! Искалечили человека, - какого человека.
Индиец тронул его за плечо:
- Ваша комната - рядом. Не тревожьте больного, ему необходим полный покой. Если что потребуется - вызовите меня. Кнопка звонка - вот.
Индиец показал Хинчинбруку предназначенное ему помещание, кратко проинструктировал, как ухаживать за больным, и вышел. Шаги затихли, шпион запер внешнюю дверь и пошел к Бертону.
- Чарли!.. Чарли!..
Тот пошевельнулся, простонал и открыл глаз.
- Это я, мальчик, не пугайся...
- Майкл?! Ты здесь?.. - Бертон приподнялся и переспросил угрожающе: - Здесь?!.. Зачем ты сюда пришел?!
- Успокойся, мальчик. Тебе вредно волноваться. Господин Сатиапал поручил мне позаботиться о твоем здоровье.
Бертон в ответ захохотал, да так, что Хинчинбрука передернуло.
- Цыц, дуралей! Тебя могут услышать. Это совсем не желательно.
- Пусть слышат!.. Ха-ха-ха!.. Врач Хинчинбрук - видали?! Врач!.. Верни мне глаз, старый негодяй!
Бинты глушили истеричный крик Бертона, домик стоял далеко от дворца, поэтому Хинчинбрук спокойно уселся на стул и скрестил руки на груди.
- Итак - слушаю... Интересный номер сегодняшней программы. Можно громче - крик для малышей полезен. Развиваются легкие. Ну?
Чарли замолчал. Против насмешек не выстоят ни ругань, ни проклятия. На них можно ответить либо ударом ножа, либо презрительным молчанием. Хинчинбрук остается господином положения; он может сделать что угодно, и у больного не хватит сил сопротивляться.
- Ну?
- Я убъю тебя, Майкл! - горячо выдохнул Бертон, отворачиваясь к стене.
- Не стоит угрожать, дитятко!.. К тому же, имея один единственный глаз... Знаешь, очень легко ослепнуть совсем... А кому нужен слепой шпион?
Хинчинбрук придвинулся ближе и взял Бертона за руку.
- Повернись сюда!.. запомни: твои упреки напрасны. Я не виноват, что ты потерял глаз. Наоборот, ты должен благодарить меня, что не потерял жизнь... Вспомни, как все было: вечером мы легли отдыхать. До имения Сатиапала оставалось около двадцати километров. Мы чувствовали себя в полной безопасности. В двенадцать ночи ты разбудил меня...
- Оставь! - с отчаянием простонал Бертон. Он едва сдерживал себя, слушая бессовестное вранье, которому 'не могло быть ни малейшего оправдания.
- Да, да! - спокойно продолжал Хинчинбрук. - Помнишь - ты полез в мою сумку?.. Ты надеялся найти что-нибудь съестное, мой дорогой, а получил такой пинок в живот, что мяукнул, как котенок... Ну, теперь помнишь? Или, может быть, у тебя совсем отшибло память?
Чарли мог присягнуть, что с ним не случилось ничего подобного. Он хорошо помнил, как обессиленный упал в тени на краю поляны, а проснулся здесь, - от нестерпимой боли. Несомненно, все это время он находился без сознания, и был не способен ни на одно осмысленное движение... Но Хинчинбрук рассказывает так убедительно, вспоминает такие выразительные детали, что невольно начинаешь верить в правдивость его рассказа.
...Они вышли на шоссе. Часа два двигались без всяких приключений. Сели отдохнуть у речки. Задремали, склонясь один к другому. Вдруг из-за поворота выскочила автомашина. Прозвучала пулеметная очередь. Хинчинбрук и Бертон бросились наутек. Ослепленный лучами фар, Чарли наткнулся на сучок и выбил себе глаз. Хинчинбрук, пострадавший гораздо меньше, дотянул своего друга до имения Сатиапала. Вот и все.
Чарли слушал россказни и представлял покрытое мягкой пылью шоссе, полуразрушенный мост; у него в ушах звучали выстрелы, и даже слышался сухой отвратительный звук, с которым ветка дерева вонзилась в живое тело...
Такова сила человеческого слова: навеянное, навязанное чужой волей порой становится более реальным, чем действительность. Чарли Бертон постепенно убеждался, что потерял глаз не по злому умыслу Хинчинбрука, а из-за собственной неосторожности. Еще немного - и он поверил бы полностью. Но словоохотливый Хинчинбрук переборщил:
- Не печалься, мальчик! Я узнал, что раджа Сатиапал умеет вставлять людям новые глаза. Нужно только...
Бертон навострил уши:
- Когда ты узнал об этом?
- А, не все ли равно! - шутливо махнул рукой Хинчинбрук. - У таких, как мы, не спрашивают "когда" и "где".