Вот теперь, с опытом и знаниями, взяться бы за все сначала. Но - поздно. И кто знает, что лучше: горячий порыв солдата, врывающегося первым во вражеский окоп, или мудрая рассудительность полководца, который, сидя в надежном блиндаже, очень часто решает судьбу битвы.
И вновь мысль профессора вернулась к открытию академика Федоровского и к Сатиапалу. Обидно сознавать, что открытие, по праву принадлежащее Советскому Союзу, чахнет в руках человека, не способного довести дело до конца.
С мыслью о том, что нужно любой ценой заставить Сатиапала выполнить последнюю волю академика, Калинников и уснул.
Его разбудил негромкий звук автомобильной сирены.
Профессор схватился ,и выскочил из палатки. Ему навстречу бежала Майя, а из "виллиса" вылезал Сатиапал.
- Михаил Петрович, дорогой, как дела?.. Простите меня за своеволие... Я просто не могла... Где Андрей Иванович?
Девушка, очевидно, не уснула и на минутку. Ее черные глаза лихорадочно блестели, волосы растрепались, на одежде и на лице лежал слой серой пыли.
- Доброе утро, мисс Майя. Все в порядке. Я сейчас поеду к Лаптеву. Хорошо, что вы привели машину.
- Здравствуйте, господин профессор,- подходя, поздоровался Сатиапал.- Мы поедем вместе.
- Здравствуйте. Я полагаю, вам лучше этого не делать.
- Вы ошибаетесь.
- Возможно. Что ж - прошу. Мисс Маня, вы остаетесь.
Девушка умоляюще взглянула на отца, но тот отвернулся и пошел к машине. Через минуту "виллис" выехал из лагеря.
Почти все время ехали молча, и только вблизи от хижины старого Ойяма Сатиапал сказал:
- Я хорошо знаю, что происходит в Калькутте. Именно для того, чтобы кровавая резня не повторилась здесь, я и приехал сюда.
- Будьте осторожны, господин Сатиапал!
Навстречу машине спешил высокий широкоплечий юнота. Он преградил путь к хижине и угрожающе спросил, обращаясь в основном к Сатиапалу:
- Кто такие? Что нужно?
- Нам нужно видеть русского врача,- быстро ответил Калинников, не желая, чтобы в разговор вмещался его спутник. Но тот пренебрег осторожностью.
- Я - Сатиапал и хочу поговорить с мусульманами Навабганджа. Но прежде всего мне нужно видеть больную.
- Нет! Уходи прочь, раджа! Ты не переступишь порога этой хижины! Хватит того, что натворила твоя дочь!
- Одумайся, глупец!..
Неизвестно, как закончился бы этот далеко не миролюбивый диалог, если бы на крыльцо не вышел Андрей Лаптев. Он молча, устало поклонился Сатиапалу, пожал руку Калинникову и тихо сказал:
- Хаким, успокойся. Ты ищешь врагов не там, где нужно.
- Как больная? - хрипло спросил Сатиапал.
- Немного лучше. Уснула.
- Я привез вам лекарство. Вот оно.
Андрей возражающе покачал головой и незаметным движением глаз показал на Хакима, который впился взглядом в сверток в руках Сатиапала.
- Вы убеждены, что пенициллин поможет?
- Да.
- Хорошо. На всякий случай знайте, что я буду здесь.
Сатиапал круто повернулся и пошел к машине. Калинников дружелюбно улыбнулся:
- Устал, Андрей?
- Очень.
- Что передать мисс Майе?
- Да что же...- Андрей изображал из себя равнодушного.Скажите, пусть не волнуется, больная поправляется.
- И все?
- Конечно.
Калинников с улыбкой погрозил пальцем и, поворачиваясь, чтобы идти, сказал:
- Угнала у меня машину, ездила целую ночь, привезла отца. Ходит сама не своя... Вчера хотела бежать сюда, чтобы ее убили вместо тебя... Ну, что скажешь?
- Скажите... Скажите...- Андрей схватил руку профессора и крепко стиснул ее.- Нет, я сам скажу!.. Хаким, умываться!
Хаким удивленно заморгал глазами. Он не мог понять характера этого русского. От каких-то пустячных слов доктор будто ожил, повеселел и, как мальчишка, фыркал, разбрызгивая воду так, что радуга играла в капельках.
- Ну, дорогой, пойди взгляни на свою сестру. Только краешком глаза, а то сглазишь.
Кутум спала. Видно было, что ей еще очень плохо, но со вчерашним и сравнить нельзя.
- Хватит, хватит!.. Ну что, будешь меня убивать, Хаким?
Великан смущенно улыбался.
Из-за куста выглянул Ойям. Побаиваясь кулаков Хакима, старик вчера убежал куда глаза глядят, и теперь робко подходил к собственному дому.
- А, доброе утро, баба! - крикнул Лаптев.- Идите, идите сюда! Садитесь. Садись и ты, Хаким... Я хочу рассказать вам одну басенку, хотите?.. Так вот. Жили-были две труженицы пчелы. Вместе работали, вместе питались, вместе оборонялись. Многим хотелось отведать их меда, да только уж очень остры жала у пчел... И вот однажды приходит к улью лиса и говорит первой пчеле: "Глупая, как ты терпишь : твоя сестрица уверяет, что самое сильное в мире - солнце. Но даже младенцам известно, что самый сильный - ветер. Он тучку принесет и солнце закроет!". Сказала и ушла. А пчела и думает: "Действительно, недогадливая у меня сестрица. Нужно научить ее уму-разуму". И начала учить. Из-за учения пошла такая ссора, что сестрицы не только забыли о добывании меда, а начали жалить одна другую... Вновь приходит лиса: "А, говорит, ссоритесь? Ну ссорьтесь, ссорьтесь, а я медом полакомлюсь!". Ест она мед, от удовольствия глаза жмурит. Сестрицы-пчелы этого не видят, кричат одна другой: "Солнце!", "Ветер!". А лиса еще и подзадоривает: "Так ее, так! Дай ей духу!". Ну что, понятна басенка?
- Понятна! Ха-ха-ха. Понятна! - захохотал старый Ойям, вытирая слезы.- Глупые пчелы! И солнце и ветер одинаковы по силе. Ха-ха-ха.
- А ты понял, Хаким?
- Понял, сагиб, - резко ответил он.- Виновата первая пчела. Если бы не она, получила бы лиса жало в нос!
- Так не будь этой первой пчелой! Знаешь ли ты, что могло случиться, если бы ты убил дочь Сагиапала или его самого? Случилось бы то же, что и в Калькутте: там мусульмане и индусы режут друг друга, а англичане - смеются!
Старый Ойям раскрыл рот: вот так басня! Речь шла будто о пчелах, а выходит, что о людях?.. А Хаким, нахмурив лоб, думал над тем, что сказал русский. В басне все просто и понятно, а вот между мусульманами и индусами ссора гораздо острее и глубже.
Андрей Лаптев больше ничего не сказал. Он не хотел, чтобы его обвинили в коммунистической пропаганде. Пусть басня говорит сама за себя.