Щелкнул выстрел. Пошатнулась, упала девушка. Кто-то завизжал: "Вперед, во имя аллаха!".
И загрохотало, зашумело, забурлило...
Кровавое пламя, черный дым... Потускнел белый свет, затянутый траурным покрывалом.
Глава XXV
НА УЗКОЙ ТРОПЕ
Мотор кашлянул в последний раз и умолк. Шофер залез под капот, что-то крутил, вертел, а потом плюнул и ожесточенно поскреб затылок:
- Нет бензина. Забыл долить.
Нет бензина! И это - за тридцать километров от имения Сатиапала, когда дорога каждая минута!
Слепой, глупый случай. Следовало ехать на машине Сатиапала. Так нет же - считал, что доедет быстрее.
- Самум!..
Пес поднял голову и посмотрел прямо в глаза Андрею умным, почти человеческим взглядом.
- Самум, пойдем!.. А на вас, Иван Иванович, я наложу взыскание.
- Есть получить взыскание!..- конопатый паренек шмыгнул носом и печально опустил голову.
Ах, как болело сердце у Андрея!.. Не предчувствия, нет,к черту всякую магию: и черную, и белую, и полосатую! Собственные глаза видели пылающие села, собственные уши слышали стоны умирающих на той дороге, где прошла обезумевшая толпа.
Он столкнулся с толпой вечером, по пути из имения Сатиапала. Мирная группа людей шла по своим делам. Никто не знал, что это навабганджцы.
В Навабгандже начал дохнуть скот. Испуганные крестьяне обратились к советским врачам, а сами, хорошо помня эпидемии чумы, готовы были обратиться в бегство.
Члены экспедиции без посторонней помощи загоняли скот в загоны, отделяли больных животных от здоровых, пытались лечить.
Неожиданный размах эпизоотии, одновременно в разных селениях, наводил на мысль о диверсии. Но доискиваться до причин было некогда. Все - от эпидемиологов до хирурга - превратились в ветеринаров. Целую ночь никто из членов экспедиции не сомкнул глаз.
А рано утром к лагерю приполз тяжело раненный навабганджец и рассказал, что произошло ночью по дороге к имению Сатиапала.
- Поезжай! - приказал Калинников Андрею. - Поезжай немедленно! Спасай Майю и не вмешивайся в другие дела.
И вот он "едет". На своих двоих. С ним верный Самум. Как он скулил вчера, когда Майя приказала садиться в машину! Словно молил: садись и ты... Ну почему же ты, любимая, не захотела поехать?
Все выше поднималось солнце, а дорога все петляла среди джунглей, и, казалось, не будет ей ни конца, ни края.
Впереди Андрей заметил грузовую автомашину, совершенно целую, лишь с выбитым передним стеклом.
"А может быть, и в ней нет бензина?".
Андрей побежал к грузовику, забрался в кабину, повернул выключатель и неумело нажал на стартер. Громко взревел мотор.
Всего несколько раз в своей жизни, скуки ради, садился Андрей за руль автомашины. Он не мог и предположить, что когда-нибудь горько раскается в этом.
Эх, уметь бы: развернуться лихо на шоссе, газонуть и очутиться в четверть часа у имения!
А может, попытаться?.. Как там?.. Нажать на педаль сцепления... включить скорость.. дать газ.
Он дал газ, включил скоробь. Затарахтело, завизжало, грохнуло... Черт его знает,- может быть, что-то разрушалось, ломалось, готово было взорваться, но машина все же тронулась с места и поползла в кусты,- упрямая, сильная, злая.
Андрей лихорадочно перебирал прутья баранки: да нет же, проклятая, налево, налево! Скрежетали ветви по бортам, ревел, чуть не захлебываясь, мотор. Поползла машина вдоль рва, встала дыбом.
Прямо перед собой Андрей увидел мертвого Хинчинбрука. Только увидел; мозг, сосредоточенный на главнейшем, не мог анализировать. Грузовик раз качнулся, подпрыгнул и выскочил на шоссе, развернувшись в сторону имения Сагиапала.
По каким правилам уличного движения ехал Андрей, как ему удалось не врезаться в дерево, не свалиться с моста в воду, не перевернуться, не заскочить куда-нибудь в болото -он так и не понял. Каждая машина имеет вполне определенные возможности, и за пределы своих лошадиных сил не переступит. А человеческие силы - неисчерпаемы. В ответственные минуты своей жизни человек способен творить чудеса.
С грохотом, с дребезжанием, петляя от кювета к кювету, двигалась машина по шоссе. Заслышав ее грохот, встречные опрометью бросались в кусты. Может, полиция?.. Может, войско?.. Удирай, прячься,- приближается расплата!
Имение Сатиапала было последней жертвой кровавого безумия. Исчерпалась энергия, утихомирились подстрекатели. Тяжелое похмелье сходило на людей, раздавливало их, заставляло сторониться друг друга и видеть недругов в бывших сообщниках.
Ни один человек не остановил машину, ни один человек не выглянул на шоссе.
Для Андрея это безлюдье было страшнее встречи с вооруженной толпой. Неужели поздно? Неужели погибло все?
Сквозь разбитое переднее стекло пахнуло едким дымом, меж деревьев трепыхнулся кроваво-черный факел огня.
Андрей еще сильнее нажал на педаль. Он готов был отдать машине свою силу, пустить в карбюратор струйку собственной крови, лишь бы поршни мотора начали двигаться быстрее.
Но вот и стена имения. Вот и раскрытые настежь ворога. За ними висит непроницаемая пелена грязно-розового дыма.
Андрей резко затормозил и, ухватив Самума за ошейник, бросился туда, где когда-то стоял дворец, а сейчас гудело пламя.
Казалось, что здесь может горет?.. Кирпичи? Камни? Бетон?.. Пожалуй, и они горят, когда свирепствует необузданная стихия. Стало ясно - здесь уже не может быть ни единой живой души.
- Самум, ищи!..- закрывая нос рукавом пиджака, Андрей побежал через дымовую завесу к парку. Собака упиралась, жалобно повизгивала, и тянула хозяина назад, к воротам.
- Ну, ищи же, мой милый, ищи! - с мольбой выкрикнул Андрей. - Ищи Майю.
Самум понял. Он рванулся так, что Андрей едва удержался на ногах, и помчался назад, к воротам. Но там, вероятно, след терялся, затоптанный множеством других. Собака заметалась, тянула Андрея то к шоссе, то снова во двор, рвалась прямо через огонь к лестнице, ведущей наверх, к широкой средневековой каменной стене. Где-где, а там Майи, конечно, быть не могло, однако Андрей все-таки крикнул изо всех сил:
- Майя!.. Майя!..
Он прислушался. Может быть, отзовется милый голос, прошепчут родные уста хоть единое слово...
В ответ послышалось страшное надрывное завывание. Самум, подняв морду, выл тоскливо, по-волчьи.