- Вы сказали, что размер бусинки - до нескольких суток или больше, медленно произнес Панаев. - А как же быть с той мертвой Зоной? Ведь двадцать с лишним лет вперед. Раз. Почему мне такое видится, если я не думаю об этом и не стараюсь сознательно вызвать такие представления? Два. Почему потом чувствуешь себя так, словно три дня дрова рубил, да еще голова болит? Три. И четыре - какое отношение ко всему этому имею я, именно я? Ведь не со мной же все это происходит?!
Цироллец чуть поморщился, покачал головой:
- Так мы с вами далеко не уйдем. Терпение, терпение, Виктор Борисович. Я же еще не закончил о процессе времени. Ваша мертвая
Зона - не из теперешней бусинки. Она вовсе не из бусинок. В этой вот нашей с вами реальности, в этой действительности всегда, каждый момент, существует множество альтернативных возможностей. А осуществляется здесь, в этой реальности, только одна. Только учтите следующее: изменение того, что вы называете материей, зависит от сознания. Сознание может создать или, скажем, побудить к реализации действие, которое вызовет определенные последствия, но ведь можно и изменить ожидаемую вероятность, реализовать здесь, в этом мире, другой вариант, если совершить другое действие, которое будет обладать, скажем, более сильным потенциалом. Так вот, в отношении альтернативных возможностей. Либо вон тот автобус пойдет прямо и один из его пассажиров через двадцать минут окажется на вокзале, сядет в поезд и отправится в другой город, либо автобус свернет направо и пассажир сойдет на следующей остановке и купит в киоске газету. Можно придумать сколько угодно вариантов. Вы вместе с пассажиром в действительности доехали до вокзала, но восприняли те впечатления, которые могли бы возникнуть у него, сверни он направо, к газетному киоску. Просто вы, еще стоя в данный момент на вокзале, уже восприняли впечатления этого пассажира, которые возникли бы у него, допустим, к вечеру, или на следующий день, или через неделю, сверни он тогда направо. Понимаете?
- Ф-фу! - выдохнул Панаев. - Что-то такое...
- Вы видели будущее, будущее, конечно, в свете ваших представлений о времени, которое существует только в потенции и совсем не обязательностанет реальностью. И это не единственное объяснение. Возможно, вы впитали отраженный в чьем-то сознании обрывок реальности одного из параллельных сдвинутых миров, где все это действительно произошло. Уже произошло относительно нашего мира. Возможно также, что произошло переключение на другой слой вашей собственной личности, слой, не имеющий с вашим сознанием в обыденной жизни никаких точек соприкосновения, но с нашей помощью вы разблокированы и слои смогли войти в единичный краткий контакт друг с другом. Однозначного объяснения быть не может, Виктор Борисович. Поверьте, очень многое в мире не укладывается в ваши жесткие рамки "да" - "нет".
Панаев удрученно обхватил ладонями щеки и закачался на скамейке.
- Терпение, Виктор Борисович, - повторил цироллец. - Почему вы улавливаете именно эти сигналы, а не другие? Опять прибегну к аналогии. Механизм ваших новых способностей пока разрегулирован.
Идет наладка, притирка и это, кстати, совсем от вас не зависит. Отсюда и непредсказуемость ваших ощущений, хотя кое-что у вас получается вполне намеренно, не так ли? Отсюда и плохое самочувствие
- это абсолютно нормальная реакция организма. Поверьте, это скоро пройдет и вы научитесь сознательно управлять своими способностями.
- Рехнусь я от таких способностей, - обреченно сказал Панаев. - У меня сейчас в голове такое... Эти ваши объяснения... Д`Артаньян чувствовал, что тупеет... Полнейший заворот мозгов, непроходимость...Ладно, кто-то лежит там на песке у моря, рядом парашют, какая-то смерть в воздухе... Будем считать, что почти понятно. Возможное будущее, которого может и не быть, как вы объясняли, и все это не со мной. Или не будет никогда, но может быть. Ладно. Но эта стена с зелеными огнями, этот двойник... Ведь какая-то аллегория, такого же не бывает!
- Возможно и аллегория, - согласился цироллец. - Чья-то воспринятая вами фантазия. Так же как и Дом. Возможно и не фантазия. Другой слой личности. Или что-то еще. Начну объяснять - вы меня просто не услышите и ничего тут не поделаешь. Мы шли к этому очень длинным путем и, подозреваю, далеко продвинуться не успели. Дальше пойдем уже не мы... - Цироллец опять уткнулся подбородком в отвороты плаща, под которым было спрятано оружие. Резко поднял голову. - О фантазии. Вам виделся некий химерический город, похожий на этот, но все-таки другой.
- Ну да, - подтвердил Панаев. - Люба с коляской. Сосед в "жигуле". Тоже какой-нибудь параллельный мир?
Цироллец отрицательно качнул головой.
- Нет. Просто еще одно ваше новое качество. Мы перестали пользоваться им почти с самого начала. Из этических соображений. Это не параллельный мир. Вы уловили чужие желания. Невоплощенные желания. Мы втроем уже многое успели узнать о Земле, хотя нам и мешали... Один ваш поэт когда-то писал, кстати его... то, что вы совсем неудачно и неправильно называете биополем до сих пор ощущается... как бы ярким пятном... Так вот, Тагор: "Я сижу один. Закат погас. В дверь души стучатся в поздний час путники, окутанные тьмой: неосуществленные надежды с болью возвращаются домой". В вашем сне или видении как раз и воплотились такие надежды. Только каждый надеется на разное, разный уровень желаний... Выбор опять же оказался в некоторой степени произвольным из-за разлаженности механизма ваших способностей.
- Аквитания - тоже параллельный мир?
- Не исключено. А возможно, дело в генетической памяти. Восприятие сознания предков.
- У меня что, предки французами были? Хотя... Предков-то своих мы и не знаем. Я вот бабушку свою по матери еще помню, а отцовская родня... Кто они, что они? Знаю только, что жили где-то в Удмуртии. Так что могла быть и Франция...
- Ваши видения, повторяю, можно толковать по-разному. Поверьте, однозначный ответ просто невозможен. Я стараюсь объяснить только то, что можно объяснить, то, что вы можете понять, но есть и другие объяснения. Просто они будут преждевременны и непонятны.
- Это я уже усвоил, - угрюмо сказал Панаев. - Ладно, об остальном не спрашиваю. Теперь о вас. И о биотах.
Цироллец скрестил руки на груди, покосился на пожилого мужчину, направлявшегося к их скамейке. Панаев непроизвольно напрягся. Мужчина сел на дальнем краю скамейки, развернул газету и углубился в чтение.