Планерка затянулась дольше обычного - не за горами был конец квартала, заказчики теребили, а штаты сокращали, патрон сначала разразился продолжительной филиппикой, направленной против безответственных деятелей из третьего сектора, а потом не менее длительной ламентацией по поводу нереальных квартальных планов. Наконец каждому было воздано по деяниям его, час гнева и час стенаний миновал и люд разошелся по рабочим местам. Панаев тоже пошел в свою застекленную коробку в длинном помещении первого сектора, а за столами рассаживались Зоя, Наталья Анатольевна, Петрович и другие, и Полулях уже рассказывал анекдот, а Анна Иоанновна вовсю накручивала телефонный диск. Он начал разбираться в оставленном с пятницы на столе хламе (в пятницу торопился, был шанс раздобыть коленвал), потом включил настольную лампу, взял отвертку и приступил к осмотру доставленного из группы расчетчиков портативного "Файрэро".
Копался он минут сорок и не очень охотно, потому что голова была чугунной и хотелось забиться в какой-нибудь уголок, закрыть глаза и подремать. И мало того, что в голову словно засунули пудовую гирю - словно бы еще копошилось в сознании что-то чужеродное, постороннее, тусклые обрывки, ничего не показывающие и не отражающие, почти неуловимые, но все же чем-то дающие о себе знать. Вскоре, правда, это ощущение прошло, но бодрости нисколько не прибавилось.
Потом в прозрачную стену аквариума постучала Валечка и жестами показала, что его просят к телефону. Он с облегчением отложил тестер и пошел к Валечкиному столу. Звонил Серега, старый приятель. Звонил, собственно, по делу, просил заскочить как-нибудь вечерком и посмотреть купленный недавно с рук японский видеомагнитофон "Панасоник". Что-то там барахлило в "Панасонике". Панаев пообещал, они еще немного поговорили о разных пустяках, а под занавес Серега поинтересовался мнением Панаева насчет исхода завтрашнего матча киевлян с "Араратом".
- Штуки три закатят Еревану, киевляне разыгрались к осени, - убежденно сказал Панаев.
Удовлетворенный Серега согласился и на том распрощался.
- Вы что, Виктор Борисыч, можете будущее предсказывать? - игриво спросила Валечка, обхватывая ладонями круглые свои щечки и блестя в меру подведенными глазами на Панаева. - И мне можете предсказать? Поведу я Толика сегодня в кино, как я хочу, или он меня потащит к своим старикам, как он хочет?
Валечка говорила громко, рассчитывая на внимание окружающих, улыбалась, ямочки на ее щеках так и играли. Зоя, чуть сдвинув брови, смотрела в их сторону, Полулях оторвался от калькулятора и всем своим оживленным видом демонстрировал готовность принять участие в трепе. Панаев не был расположен шутить, но молча уходить на свое место не спешил. В конце концов о чьем-то плохом самочувствии и настроении совсем необязательно знать другим, это ведь как нижнее белье, которое не стоит демонстрировать на публике. Он уперся руками в стол, чуть склонившись над Валечкой, кокетливо поводящей круглым плечиком, и заставил себя улыбнуться. И вдруг ощутил какую-то странную раздвоенность. Он словно бы и продолжал стоять возле стола Валечки, и за окнами проезжали троллейбусы, и на противоположной стороне улицы, у гастронома, образовалась очередь за свежей рыбой, и Петрович в дальнем углу сектора распекал кого-то по телефону - и в то же время видел он и какое-то другое помещение, с какими-то другими людьми, картина была нечеткой, так и хотелось крикнуть киномеханику: "Резкость!" - мешали серые пятна, туман, фигуры и предметы казались слегка искаженными, изображение колебалось, словно находилось в глубине, под полупрозрачными бегущими волнами.
Валечкин Толик несколько раз заходил к ним в сектор в конце рабочего дня, и Панаев знал его в лицо. Сейчас он видел Толика и других незнакомых людей, люди двигались, размахивали руками. Потом из тумана возникли белые фигуры, обступили Толика...
В висках застучало, в затылке возникла тупая боль и потекла, охватывая голову, щекам стало горячо. Панаев медленно опустился на стул, вдруг почувствовав усталость и опустошенность. Непонятные волны заволокло клубами тумана и постороннее изображение пропало. Осталась реальность первого сектора, Петрович, продолжающий ругаться по телефону, сдвинувшая брови Зоя, осталась круглолицая веселая Валечка, не заметившая, что с Панаевым что-то неладно.
- Не беретесь предсказать, Виктор Борисыч? - щебетала Валечка. - Мы с Толиком непредсказуемые.
- Так ведь это же не футбол! - хохотнул Полулях. - Это же роман, детектив, Юлиан Сименон и Агата Вайнер, тут ведь угадать невозможно! Как в том анекдоте про армянское радио...
Голова у Панаева продолжала болеть, да еще возник шум в ушах и немного тошнило. Может быть поэтому он не стал улыбаться и шутить, и не промолчал, а хмуро сказал, словно бы про себя, не для Валечки, но Валечка услышала:
- Как бы ваш Толик не попал в больницу.
Полулях тоже услышал и не стал рассказывать про армянское радио, а Валечка погасила улыбку, покраснела, обвела возмущенным взглядом присутствующих, словно хотела убедиться в том, что все разделяют ее негодование по поводу только что произнесенной чуши, и язвительно ответила, подавшись к Панаеву:
- Спасибочки за пожелание, Виктор Борисыч. Вы, наверное, и супруге своей желали подобное, пока она вас не бросила?
Весь сектор был в курсе прошлой личной жизни Панаева, хотя он никогда ее не афишировал. Полулях однажды со смехом заметил, что в их городе стоит только вечером выпить рюмку на одном конце, наутро на другом конце будут говорить, что хватил с полведра, буянил и ночевал в вытрезвителе.
- Ну-ну! - примиряющим тоном сказал Полулях, протянув руки с раскрытыми ладонями к Валечке и Панаеву. - Такой хоккей нам не нужен. Как свидетельствуют древние источники, даже кумская сивилла с утра по понедельникам выдавала только самые мрачные предсказания, к тому же неправильные, так чего же ты от Виктора хочешь, Валентина? Ну видишь, не выспался человек.
- Извините, - Панаев приложил ладонь ко лбу. - Мне действительно что-то нездоровится.
Он встал и пошел в свой аквариум, а Валечка непримиримо бросила вслед:
- Спать нужно вовремя ложиться!
Впрочем, вскоре Валечка отола и Панаев со своего рабочего места видел, как она о чем-то щебечет то с Полуляхом, то с Натальей Анатольевной. К обеду самочувствие у него улучшилось. О странном своем видении он больше не думал, да и доведение до ума заезженного расчетчиками "Файрэро" требовало полной концентрации внимания. Кропотливая была работенка.