Вопрос последний: как заставить правую ладонь покинуть боевой пост? Сила воли с ней справиться не может.
Ответ: заглянуть в любой из брошенных домов и найти какую-нибудь подходящую по размерам тряпку. Хоть с огородного пугала снять. А то, чего доброго, туземцы нудистского наряда спужаются, за психа примут. Попробуй потом с ними контакт наладить!
С этим благим порывом я и взялся за покосившуюся калитку. Древесина опала пылью, словно пепел с сигареты, улетела в сторону легким облаком. И я понял, как здорово влип…
За калиткой лежал скелет. Сияющие белизной до боли в глазах косточки, одна нога чуть изогнута в колене, рука вскинута к подбородку. Нижняя челюсть отпала вниз, демонстрируя ровные, здоровые зубы.
Зубы. Я пришел сюда, чтобы вылечить зубы, – не к месту всплыло в мозгу. Я попятился и обессиленно сел у стены.
Да, сюрприз. В селениях, где есть хоть один живой человек, останки не валяются во дворах.
Вывод? Поселок мертв, Игорек. Ты здесь один.
Над улицей дрожал воздух. Он рвался вверх, утекая к небу тонкими гибкими струйками, ручейками, потоками, которые время от времени скручивались в жгуты маленьких смерчиков и уносились прочь, разбрасывая зернистый оранжевый песок. Голова под волосами зудела, словно туда забралась сотня клопов и устроила банкет. Почесать голову оказалось невозможно – волосы так нагрелись под солнцем, что прикосновение к ним было равносильно поглаживанию паяльника. Будь я лысым, уже бы помер. Попадавший в легкие воздух не освежал, а давил парной духотой. И вдобавок страшно хотелось есть. Пожалуй, даже жрать. Ведь перед наркозом есть запретили…
Стоп! Я попытался поймать за хвост ускользающую мысль… Наркоз… Был наркоз… Может, меня под наркозом того… увезли куда?.. Но почему? Зачем? Ведь я сам согласился…
На что?
И тут мне прямо на щеку с громким зудом спикировала муха. Я согнал ее, потеряв одновременно и цепочку воспоминаний. Муха описала короткий полукруг и с ходу попыталась влезть в ухо. От удара у меня зазвенели барабанные перепонки, вылетели остатки памяти и резко заныло в шее. Я явственно ощутил, как под ладонью моя аристократическая ушная раковина превращается в плоский блин. Самое обидное – гнусная крылатая тварь нисколько не пострадала. Она уже лезла мне под мышку. Резкий удар! З-з-з-з… Черная небольшая муха, уверенная в себе, совершила неторопливый облет доставшегося ей куска человечинки. Я попытался поймать ее в кулак. Раз… Еще раз… Как бы не так. Рассадница инфекций была вертлявой и глазастой.
– Ну, погоди, скотина беспородная! – Вскочив, я попытался прихлопнуть ее ладонями. После двух-трех минут бурных аплодисментов муха отошла на заранее приготовленные позиции, повиснув в полуметре над головой. Я погрозил кулаком. Она стала описывать широкие круги, как акула перед атакой. Я хмыкнул и сделал вид, что больше ее не замечаю.
Апатия исчезла, как и не было, немного отпустила душу щемящая тоска одиночества. Чего скулить? Здесь же жили люди. Они не могли унести с собой сады и огороды. Пусть прошло несколько лет, но на бывших грядках обязательно какая-нибудь репа или морковка найдется. Где всю убрать не успели, где самосадом расплодится. Культурные виды, они тоже плодиться и размножаться умеют. А всякие груши-яблоки? Дерево, оно растение долгоживущее. Вон сколько крон над каменными заборами торчит! Тем паче, сейчас осень. В это время года с голоду не умирают. Наверняка и одежонку старую в домах раздобыть можно. Не станут же люди все тряпье с собой тащить? В общем, не пропаду. А там, глядишь, и дорогу отсюда найду.
Начинать нужно с одежды – плечи уже огнем горят. Еще час-другой, и солнце разделает их, как бобер осину – под корешок.
Я огляделся, прикидывая, откуда начинать поиск, и замер, увидев ее… Как раньше не заметил такую красотку? Она спала почти в самом конце улицы, ясно видимая на фоне облаков пара. Она млела, вытянувшись во весь рост прямо на каменном заборе. Рыжая, пушистая… Как еще не изжарилась в таком пекле? Невероятно. Но она была здесь, символ жилья и уюта, она никуда не исчезала – очаровательная пухлая кошка.
Отчаянно косолапя – подошвы ног горели от раскаленного песка не меньше плеч, – я заковылял к ней. С каждым шагом шелестящий гул, постоянно дрожавший в воздухе, усиливался и усиливался, грозя перейти в рев, повеяло свежестью, прохладой, влажной нежной лаской морского прибоя. Кошка подпустила меня метров на пять, приоткрыла один глаз, задумчиво потянулась, перевернулась через спину и брыкнулась куда-то по ту сторону стены. Но мне было уже не до нее.
Улица кончалась ровной каменной площадкой, огороженной невысоким поребриком, а от площадки вниз, в глубину огромного – не меньше полтораста метров в диаметре – колодца, уводила вырубленная в камне лестница. И туда же рушился со скального уступа непрерывный поток воды, целая река тяжелой, плотной, почти стеклянной массы. Водопад бил в глубину колодца с такой силой и яростью, что наверняка уже давно прошил Землю насквозь, и сейчас вырывается где-нибудь в Исландии гигантским гейзером.
Водопад поражал своей мощью и величием. Никогда в жизни не видел ничего похожего – тем более вблизи. Поток отрывался от скалы примерно в пятидесяти метрах над головой и с огромной скоростью пролетал мимо меня в считанных шагах. Казалось, сунь в него руку – оторвет. А под ногами бурлил гигантский котел. И из этой кастрюльки неоглядного диаметра вырывались клубы дышащего свежестью пара, и на каждом облачке – радуга. Разноцветный мост через пропасть: дуга, кусочек дуги, полоска, маленькая цветная искорка – феерия прохлады и красок под ослепительным небом.
Я намок в доли секунды, и удовольствие сменилось раздражением. Все, казалось, чистое тело покрылось грязными потеками, из-под волос покатились едкие теплые капли. Короче, раз уж нашлась вода, да еще в таком количестве, имело смысл искупаться.
Лучше бы я ходил грязным!
«В жизни всегда есть место подвигу», – очень любила говорить наша учительница литературы. Материальным воплощением ее слов оказалась лестница, на которую я имел глупость ступить. Крутая – почти отвесная, узкая, мокрая, со стершимися ступеньками и без малейшего признака перил, она куда больше напоминала горку для ныряния в бассейн, нежели приспособление для удобного спуска. Если я не побежал обратно наверх, то только потому, что боялся разворачиваться. Трудолюбивый мастер из глубины веков вырубил сие сооружение прямо в теле скалы, поэтому стена плавно перетекала в потолок. Причем очень быстро. Изогнутая в сторону пропасти стенка опасно смещала центр тяжести тела в сторону бурлящей ревущей бездны. Как там в сказке о Коньке-Горбуньке? «Бульк в котел, и там сварился». Ступени, поначалу казавшиеся приятно-прохладными, уже ощутимо морозили подошвы ног. О, где ты, милый, нежный, хороший, горячий песок?! На глаз глубина колодца казалась метров в сто, а лестницу в нем ухитрились сделать длиною в бесконечность… Может это и не лестница вовсе, а местный эквивалент гильотины? Нет, лучше бы мне ходить грязным…