И глядя, как молодой человек пытается разгадать ненужную тайну, Тристан Старый вдруг понял, что ему не дано изменить свое прошлое. Годы должны были пропасть так, как они пропали, — несмотря на цену, вопреки цене. Понял он и причину молчания того, кто позволил ему встретиться на этом развилке со своей молодостью, зная, что он склонится перед неумолимым законом свершившегося. Он ни о чем не жалел и лишь старался постичь, что могла означать эта возможность существования в четвертом измерении бесконечности. И слышал в себе новое великое ожидание.
Бросив последний взгляд на того, кем он был некогда, Тристан вновь вызвал фиолетовое биение века. Он опять был на площади и, взойдя на террасу, двинулся вперед во времени.
— Я ждал тебя, — сказал Мирг, открывая дверь, выходившую на террасу.
— Почему я проник в ваш мир?
— Потому что ты мыслишь.
— Но я не знал, чего ищу. Не знал даже, куда иду.
Они снова уселись на террасе, следя за множеством людей, проходивших по большой площади. С удивлением Старый обнаружил, что они не казались ему уродливыми, хотя и не были похожи на людей того мира, из которого он пришел. Все они отличались высоким ростом, и множество их лиц подчинялось странной и тонкой гармонии. У некоторых лица были одинаковые, но были здесь и люди с разными лицами.
И Тристан вдруг понял сложность мыслей, которые носились в головах существ с многими лицами, одновременно отражавшими противоречивые состояния души. Тем более странными показались ему слова Мирга: — Мы не можем понять вас, Тристан. Хотя наши миры связаны невидимыми нитями разума… И вы, и мы — мыслим. Независимо друг от друга. Но если я понимаю тебя в какой-то мере, то лишь потому, что уже многие годы изучаю образ мысли существ из мира трех измерений. Наши представления разнятся друг от друга, и нередко мы сталкиваемся с невозможностью представить себе подлинные координаты вашего мышления. Но мы хотели бы сотрудничать, помогать друг другу… Мы надеемся, что ты облегчишь нам путь к взаимопониманию, Тристан…
Пораженный, Старый сложил ладони.
— Возможно ли, что вы не можете проникнуть в наш мир, когда даже я… пусть слепо… ценой целой жизни…
— Речь идет не о том, чтобы проникнуть в него, — сказал Мирг. — Для этого у нас есть не одна, а целых две возможности. Прежде всего, каждый из нас может проникнуть туда как своя собственная проекция, как трехмерная тень, отбрасываемая нашей четырехмерной действительностью. Увиденный на земле, он покажется таким же человеком, как и все остальные, но он не реален, и напрасно будут его прокалывать саблями или заковывать в цепи. Как тень, он щройдет сквозь стены, и хотя все его увидят, никто неможет схватить.
— Привидение! — воскликнул Старый. — Наши попы научились пользоваться такими явлениями…
— Но наша цель, как ты сам понимаешь, не в этом, — с сожалением сказал Мирг. — Кстати, религия — это одно из ваших представлений, которые остаются для нас неуловимыми… Затем, мы можем скреститься с вашим миром с помощью одного из наших трехмерных лиц, и тогда нас видят так же, как мы видим вас. Это тот способ, благодаря которому ты только что встретился со своей молодостью… Мы можем извлечь свое трехмерное лицо из вашего мира, исчезнув в четвертом измерении. Тогда мы вдруг становимся невидимыми — как камень, убранной из поля зрения насекомого, которое не может взлететь, становится для него невидимым, переходя в третье измерение.
— Так я исчез из поля зрения де Сюрси и его людей, — улыбнулся Старый. — На Земле это называется чудом…
— Называй его как хочешь, — сказал Мирг. — Не название поможет нам понять вас. Сны, представления, побудительные причины ваших поступков так же непостижимы для нас, как для вас были бы непостижимы идеалы плоского, двухмерного человечества… Но ты жил в мире трех измерений и покорил себе четвертое. Ты понимаешь мир, из которого ушел, и можешь сделать его для нас понятным.
— Разве до меня к вам никто не приходил? — спросил Старый. — Ведь я шел по стопам других ученых…
— Невероятно мало, Тристан… с большими промежутками времени и… обычно такие старые…
— Что, как и я, не могли помогать вам слишком долго, — договорил за него Старый. — Понимаю…
С минуту он помолчал, затем заговорил тихо и раздельно: — Моя цена была слишком дорогой, как и их. Ты это знал, Мирг… Так же как знал, что будущее найдет более короткий и легкий путь. И не остановил меня… Почему ты меня не остановил, Мирг?
— Один ничто перед всеми, — напомнил ему собеседник. Голос его звучал мягко, но твердо. — Мы можем лишь приветствовать такой путь, какова бы ни была цена, заплаченная за него одним ради познания всех. Впрочем, если ты думаешь о людях будущего — подобных той паре, которую я тебе показал, — то их ведь тоже не слишком много. Исследование их трехмерного космоса будет еще очень долго привлекать многих, многих людей. Они должны будут познать планеты, солнечные системы, галактики… К тому же, по сравнению с тобой, они придут из такой временной отдаленности, что будут только из книг знать некоторые вещи о твоей эпохе. Не намного больше нас будут знать о религии, о войнах, о королях…
Постепенно большая площадь пустела. Тристан обдумывал слова своего собеседника, и последний вопрос родился у него в уме: — Почему ты хотя бы не сократил мой путь?
— Если бы это было возможно! — вздохнул Мирг.
— Ведь все мы — сыны своего времени… Путь молодых людей, которых ты видел, был иным, чем твой путь, хотя бы потому, что ты не смог бы его понять. Но я помог тебе на твоем собственном пути.
— Ты?
Старый повернулся к нему вместе со стулом. Мирг нехотя продолжал: — Те, что пришли до тебя, указали мне, как это сделать. Однажды я погасил твою печь, когда смесь, которую ты готовил, должна была взорваться. Ты заснул… Тогда ты был молодым…
— В Лионе, — вспомнил Старый. — Я так и не понял, как мог погаснуть огонь… А еще?
— Многого я сделать не мог, — ответил Мирг. — Подумай сколько вещей было для меня непонятно… Однажды кто-то послал тебе серебряный кубок.
— Катерина Медичи. Он куда-то запропастился, и я искал его целый день…
— Я покажу тебе его. Случайно мне стало известно, что он отравлен.
Они сидели на террасе и смотрели друг на друга, улыбаясь.
— Путешествуя в будущее своего мира, ты сможешь узнать больше, — сказал наконец Мирг. — Ты с большей пользой будешь поддерживать ищущих, защищать тех, кому угрожают. Ты понимаешь меня, Тристан…
И Старый перестал удивляться тому, что разумные существа совсем разных, отличных друг от друга миров связаны между собой неведомыми нитями. Из таких миров эстафеты будущего могли возвращаться во времена, которые еще не наступили. Он вспомнил молодого человека, которого покинул склонившимся над старинным пергаментом в темном подвале. Ему помощь больше не нужна. И он подумал вслух: — Там столько несправедливостей, преступлений…
— Я ведь сказал тебе, что чаще всего мы этого просто не понимаем. Чем больше мы будем знать, тем лучше сможем поддерживать то, что достойно поддержки… Поэтому прежде всего мы заботимся о людях, которые приходят к нам, Тристан. Любой ценой…
Мирно сидя на террасе, они разговаривали, как старые знакомые. Внизу движение множественных людей прекратилось, и площадь опустела.
— Один гость из будущего вашего мира сказал мне, что о тебе будут много писать, — вспомнил через некоторое время Мирг. — Но первым человеком, понявшим, как ты смог выйти через башню дворца, был…
— Алхимик?
— Нет, — улыбнулся Мирг. — Мечтатель.
— Я хотел бы взглянуть на него…
Мирг дал ему необходимые разъяснения, и Старый снова склонился над кнопками машины. Веко дрогнуло.
Он находился в комнате со странной мебелью, в сердце большого города будущего. Ряды книг, не похожих на те, к которым он привык, плотно стояли на полках, шедших вдоль стен. Сидя за столом, мужчина средних лет занимался делом, для Старого совершенно непонятным: ведь он никогда не видел пишущей машинки. Зато он тут же узнал портрет, украшавший стол, и, с усердием человека, вдруг обнаружившего, что он совсем другой, чем думал, принялся разглядывать свое лицо. Затем нагнулся над плечом мужчины и начал читать строки, четко напечатанные на белой странице. Они были написаны на французском языке других времен, но Старый понял их без труда. «Я восстановил его «исчезновение» вплоть до мельчайших подробностей, — прочел он, — и знаю, что случилось с ним после того, как он пропал из виду виконта де Сюрси…» Мужчина средних лет остановился, протянул руку и взял портрет. Он долго глядел на него и затем поставил ближе, прислонив к бронзовой статуэтке, изображавшей набальзамированного Осириса. Ударяя двумя пальцами по клавишам машинки, он вызвал на белой странице новый ряд букв.