– Зато Брайан и Доминик – хорошие парни. И поэтому чувство вины может совсем сломать их. Мне представляется, что подкрепление по части разведки было бы полезным делом.
Теперь уже Грейнджер удивился не на шутку.
– Я понимаю, что нужно приложить все силы, чтобы улучшить снабжение их разведданными, и признаю, что «виртуальный офис» имеет значительные ограничения. Они не могут задавать вопросы, но ведь, если вопросы возникнут, они всегда могут запросить у нас совета по электронной почте...
– Чего они пока что не сделали ни разу, – перебил его Хенли.
– Джерри, пока что пройдено только два этапа миссии. Паниковать ещё рано, знаешь ли. Работают двое очень способных и сообразительных молодых офицеров. Именно за эти качества мы и выбрали их. Они умеют думать самостоятельно, а ведь именно этого мы и хотим от наших оперативников.
– Мы не только строим предположения, но и пытаемся, опираясь на них, построить картину развития событий в будущем. Или тебе кажется, что это хорошо? – В свою бытность на Капитолийском холме Хенли не просто научился доводить мысли до логического завершения, но и достиг в этом подлинной виртуозности.
– Предположения – всегда плохая вещь, Джерри, я это знаю. Но усложнение вряд ли лучше. Откуда мы сможем узнать, что посылаем подходящего парня? Что, если это только усилит неуверенность? Нам это нужно? – «Хенли, – подумал Грейнджер, – страдает от самой губительной болезни, присущей всем, кто связан с Конгрессом. Слишком уж легко дотошным контролем загубить любое дело».
– Я хочу сказать, что было бы полезно иметь рядом с ними кого-нибудь, у кого мозги работали бы немного иначе, чем у них, кто имел бы иную точку зрения на ту информацию, которая к ним поступает. Мальчики Карузо на самом деле весьма способны. Я это знаю. Но им не хватает опыта. Поэтому важно, чтобы рядом с ними был ещё один мозговитый парень, способный взглянуть на факты и ситуацию по-иному.
Грейнджер почувствовал, что его загнали в угол.
– Ладно, допустим, я вижу в этом достаточно прочную логику, но это создаёт дополнительные осложнения, в которых мы не нуждаемся.
– В таком случае посмотри вот с какой стороны: что, если они увидят нечто такое, к чему окажутся не готовы? Тогда им потребуется дополнительно изучить те данные, которыми они располагают. Это значительно уменьшит вероятность ошибки в работе. Больше всего меня беспокоит именно это: что они допустят ошибку. Мало того, что она окажется фатальной для какого-нибудь придурка, но, хуже того, она сможет полностью перечеркнуть все наши планы на их дальнейшее участие в этой миссии. Чувство вины, раскаяние... Не исключено, что под влиянием всего этого они пустятся в разговоры... Что тогда? Разве мы можем полностью отрицать такую вероятность?
– Нет, пожалуй, не можем, но это также означает, что мы просто добавляем в уравнение дополнительный элемент, который может сказать «нет», когда верным ответом будет «да». «Нет» – такое слово, которое решится произнести любой. Но далеко не всегда это будет правильно. В предосторожностях очень легко зайти не туда.
– Я так не думаю.
– Прекрасно. В таком случае кого ты хочешь послать? – спросил Грейнджер.
– Об этом надо подумать. Нужен такой человек... должен быть кто-то, кого они знают, кому доверяют... – Он не закончил фразу.
Разговор с Хенли заставил его руководителя оперативного отдела изрядно занервничать. Сенатор накрепко вбил идею себе в голову, отлично зная, что он полновластный глава Кампуса, что в этом здании его слово – закон и что обжаловать его приказ не может никто. Поэтому Грейнджеру надлежало выбрать для этого надуманного задания кого-то такого, кто не испортил бы все на свете.
Автобан был отличным – нет, великолепным, потрясающим! Доминик задумался о том, кто мог его выстроить. Потом ему пришло в голову, что все выглядит так, будто дороге уже очень и очень много лет. Она связывала Германию с Австрией... возможно, её выстроили по личному приказу Гитлера? Вот ведь хохма! Как бы там ни было, ограничения скорости на автостраде не существовало, и шестицилиндровый двигатель «Порше» мурлыкал, как тигр, уловивший восхитительный аромат парного мяса. И немецкие водители вели себя удивительно вежливо. Требовалось всего лишь помигать фарами, и они уходили с пути, как будто получили приказ от самого бога. Ни малейшего сходства с Америкой, где какая-нибудь пожилая леди в своём дряхлом «Пинто» может тащиться в левом ряду лишь потому, что ей нравится заставлять всех этих наглецов на «Корветах» плестись следом за собой. А здесь... Вряд ли такое удовольствие можно было бы получить даже на Бонневильском автотреке, расположенном в пустыне Великого Солёного озера.
Брайану, сидевшему рядом с братом, приходилось прилагать немало усилий, чтобы не выказывать страха. Время от времени он закрывал глаза, вспоминая учения в горах Сьерра-Невада, полёты на предельно малой высоте по ущельям и через перевалы в огромных вертолётах «СН-46», которые были заметно старше, чем он сам. Он не может погибнуть! Этого просто не может случиться. А он сам, офицер морской пехоты, не имеет права выказывать страх или слабость! К тому же такое не могло не захватывать. Как поездка на русских горках без страховочного ремня. Но он видел, что Энцо испытывает истинное наслаждение, и утешался тем фактом, что его ремень безопасности застегнут и что этот маленький немецкий автомобильчик, вероятно, проектировали те же самые конструкторы, которые во время Второй мировой войны сделали танк «Тигр». Страшнее всего оказался переезд через горы, когда же они снова очутились в низине, местность стала намного ровнее, а дорога, слава богу, не такой извилистой.
– От звуков пе-е-есни горы оживаают, – ужасно фальшивя, пел Доминик.
– Если ты так же поешь в церкви, бог когда-нибудь надаёт тебе по заднице, – предупредил Брайан, вытаскивая карты Вены и её пригородов.
Городские улицы можно было сравнить разве что с крысиными норами. Столица Австрии – Osterreich – была основана как лагерь римских легионов, и прямые участки были ровно такими, чтобы легион мог пройти перед tribunus militaris – своим командиром – парадным маршем в честь дня рождения императора. На карте бросались в глаза внутренние и внешние кольцевые дороги, проложенные, вероятно, на месте средневековых стен. Сюда много раз приходили турки, рассчитывавшие присоединить Австрию к своей империи, но эта мелкая деталь военной истории не входила в программу чтения будущего офицера морской пехоты. Население по большей части придерживалось католической веры, потому что это была религия королей и императоров из правившего дома Габсбургов, но религиозность отнюдь не помешала австрийцам истребить достаточно заметное и преуспевающее еврейское меньшинство после того, как Гитлер включил Osterreich в Великий германский рейх.
Это произошло после референдума об аншлюсе в 1938 году. Гитлер родился именно здесь, а вовсе не в Германии, как принято считать, и австрийцы воздали ему за это высшей лояльностью, сделавшись, в известной степени, едва ли не большими нацистами, чем сам Гитлер. По крайней мере, так утверждала объективная история, не сообщая, впрочем, о современных умонастроениях австрийцев. Австрия оказалась единственной страной в мире, где фильм «Звуки музыки» не имел кассового успеха; возможно, из-за неблагоприятных отзывов о нацистской партии.
При всём этом Вена выглядела все тем же имперским городом – с широкими зелёными бульварами, классической архитектурой и весьма респектабельными гражданами.
Брайан без особого труда нашёл путь к гостинице «Империал Картнер-ринг». При взгляде на это здание поневоле закрадывалась мысль, что оно намеревалось составить конкуренцию всемирно известному дворцу Шенбрунн.
– Альдо, ты должен признать, что они выбирают для нас довольно приличные места, – заметил Доминик.
А внутри отель выглядел ещё роскошнее – позолоченная лепнина, лакированное резное дерево, и все как будто сделано руками мастеров, специально привезённых из Флоренции эпохи Возрождения. Вестибюль не производил впечатления просторного, но стол портье притягивал к себе взор, так как вокруг него стояли, словно в карауле, люди в униформе, говорившей об их принадлежности к штату гостиницы так же однозначно, как синяя парадная форма говорила о том, что её хозяин служит в морской пехоте.