– Итак, мы знаем о нашем объекте все, кроме его точной внешности, – сказал Брайан, когда они удалились от «Феррари» на полквартала.
– Верно, – подтвердил Джек. – Но неужели ты думаешь, что в «Бристоле» будет жить очень много арабов?
– В Лондоне их было полным-полно. Вся трудность в том, чтобы точно определить нужного человека. А задеть его рукой на тротуаре вряд ли будет очень сложно. – Судя по обстановке, он был прав. Пешеходов и машин здесь, конечно, не так много, как в Нью-Йорке или Лондоне, но и не так мало, как в Канзас-Сити после наступления темноты, а в том, чтобы провести работу средь бела дня, имелась определённая привлекательность. – Я думаю, что нам нужно взять под контроль главный вход гостиницы и второй, если он есть. Джек, не мог бы ты посмотреть, не появились ли у Кампуса дополнительные данные?
Джек посмотрел на часы и произвёл в уме подсчёт.
– Они выйдут на работу часа через два.
– Вот ты и проверь электронную почту, – сказал Доминик. – А мы тем временем погуляем и постараемся найти наш объект.
– Идёт. – Они перешли через улицу и направились назад, к «Империалу». Оказавшись в номере, Джек шлёпнулся на кровать и сразу задремал.
Делать сейчас все равно нечего, сказал себе Фа'ад, так почему бы не подышать воздухом. В Вене имелось множество вещей, достойных того, чтобы на них взглянуть, а он ещё не видел очень многие из них. Поэтому он оделся, как подобает солидному бизнесмену, и вышел на улицу.
– Альдо, мы сорвали банк. – Доминик обладал тренированной памятью полицейского на лица, а этот человек шёл прямо им навстречу.
– Неужели...
– Ага. Мюнхенский приятель Атефа. Будешь держать пари, что это и есть наш мальчик?
– Нашёл дурака, да, братишка?
Доминик мысленно повторял описание объекта. Типично ближневосточная внешность, среднего роста – примерно пять футов десять дюймов, худощавого телосложения, вес порядка ста пятидесяти фунтов, чёрные с чуть заметным каштановым отливом волосы, форма носа семитского типа, хотя и не резко выраженного, одевается хорошо и дорого, как бизнесмен, ходит целеустремлённо и решительно. Они прошли в десяти футах от него, старательно отводя взгляды, несмотря на то, что их глаза были прикрыты тёмными очками. Ну что, влип, сосунок? Кем бы ни были эти люди, они ровным счётом ничего не знали ни о маскировке, ни об осторожности. Братья зашли за угол.
– Вот ведь чертовщина. Сейчас его кольнуть было бы проще, чем два пальца обос..ть, – заметил. – И что мы будем делать?
– Пусть Джек проверит по своим каналам, а мы пока что не будем трепыхаться, верно, Альдо?
– Понял тебя, братец. – Брайан автоматическим движением потрогал пиджак, чтобы удостовериться, что золотая авторучка на месте. Точно так же он проверял «беретту» в кобуре, когда сам был одет в военную форму и выходил на боевое задание. Он ощущал себя невидимым для окружающих львом в кенийской саванне, полной зверья. Вряд ли что-нибудь могло быть лучше. Он мог выбрать любого, кто понравится, чтобы убить и съесть, и бедняга даже не узнает, что за ним охотятся. Точно так же действуют они. Он мельком задумался, поймут ли приятели этого парня всю иронию того, что против них используется их же тактика. Считалось, что такие действия совершенно не в американском стиле, но сами американцы прекрасно понимали, что всю туфту с перестрелками на главной улице под яркими лучами солнца выдумали в Голливуде. Лев, добывая себе пропитание, крайне редко рискует своей жизнью, а ведь его учили в Базовой школе, что если ты попал в сложное положение, значит, ты плохо спланировал свои действия. Честный бой по правилам годился для Олимпийских игр, но не для их нынешнего занятия. Ни один охотник на крупную дичь не станет приближаться ко льву, громко вызывая его на бой и размахивая мечом. Нет, он поступит гораздо разумнее: спрячется за бревном и застрелит зверя из винтовки с двухсот ярдов, а то и больше. Даже масаи, коренные жители Кении, для которых убийство льва служило доказательством достижения возраста мужества, имели достаточно здравого смысла, чтобы выходить против зверя толпой в десять человек, причём не все охотники были подростками, – только так можно было не сомневаться, что шкуру льва удастся без потерь доставить в крааль. Дело заключалось не в храбрости, а в том, чтобы наверняка достичь цели. Их занятие было достаточно опасным. Требовалось приложить максимум усилий, чтобы исключить из уравнения все элементы ненужного риска. Это бизнес, а не спорт. – Будем ловить его на улице?
– Срабатывало прежде, сработает и сейчас, верно, Альдо? Лично я не думаю, что нам удастся успешно провернуть это дело в салоне гостиницы.
– Согласен, Энцо. А что будем делать теперь?
– Вероятно, изображать из себя туристов. Оперный театр выглядит очень впечатляюще. Давай-ка посмотрим поближе. О, смотри, написано, что сегодня у них «Валькирия» Вагнера. Никогда не видел.
– А я вообще никогда не видел оперы. Наверно, стоит когда-нибудь начать – ублажить итальянскую часть моей души, скажешь, нет?
– Конечно, да. У меня этой самой части столько, что я не могу с ней справиться, так что я неравнодушен к Верди.
– Ну, вообще! И когда же ты бывал в опере?
– У меня есть несколько записей на CD, – ответил, улыбнувшись, Доминик. Как выяснилось, театр – он именовался Государственной оперой – являл собой великолепный образец имперской архитектуры, спроектированный и построенный так, будто предназначался для бога собственной персоной, если судить по роскоши отделки и алой с золотом окраски. Какие бы ошибки ни совершали Габсбурги за многовековую историю своей династии, вкус у них, бесспорно, был. Доминик подумал было об экскурсии по соборам города, но решил, что это будет не слишком хорошо, особенно если учитывать ту цель, ради которой они сюда приехали. Погуляв по городу около двух часов, они вернулись в гостиницу и сразу поднялись в номер Джека.
– Из дома не сообщают ничего хорошего, – сказал Джек.
– Не беда. Мы уже видели этого парня. Он наш старый друг из Мюнхена, – бодро отрапортовал Брайан. Они перешли в ванную и открыли краны – льющаяся вода создавала белый шум[92] достаточной силы, чтобы сделать безопасными любые микрофоны, если они имелись в номере. – Это приятель мистера Атефа, и когда мы в Мюнхене уложили его, именно он находился рядом.
– Вы в этом уверены?
– Ста процентов мы дать не можем, но посуди сам: велики ли шансы на то, что он чисто случайно оказался в Мюнхене, а потом в Вене, да ещё и в той самой гостинице? А? То-то! – заявил Брайан.
– Сто процентов было бы лучше, – возразил Джек.
– Согласен с тобой, но когда ты оказываешься на нужной стороне соотношения тысяча к одному, то, не задумываясь, делаешь ставку и выкидываешь кости, – ответил Доминик. – По правилам Бюро он, самое меньшее, имеет точно установленную связь с преступником, а значит, заслуживает того, чтобы его отвели в сторонку и допросили. И, исходя из того, что нам известно, вряд ли целью его путешествий является сбор пожертвований на Красный Крест, верно? – Агент немного помолчал. – Согласен, все это не идеально, но лучшее, чем мы располагаем, и думаю, что с этим можно идти на дело.
Для Джека наступил критический в какой-то степени момент. Обладал ли он полномочиями разрешить или запретить акцию? Грейнджер ничего ему об этом не сказал. Его обязанностью было обеспечение разведывательной поддержки действий близнецов. Но что именно означала эта фраза? Помилуй бог! Ему поручили вести работу, не определив цели и обязанности и никак не обозначив полномочия. В этом было очень мало смысла. Он запомнил, как отец однажды сказал, что штабные не должны отменять решения боевых командиров, потому что у тех имеются глаза, чтобы видеть, и умение думать самостоятельно. Что касается данного случая, его подготовка должна быть, по меньшей мере, не хуже, чем у них. Но он не видел лицо предполагаемого объекта, а они видели. Если он скажет «нет», то они могут с достаточным основанием сказать ему, куда ему следует засунуть своё мнение, а поскольку он не имел права отдавать приказы, то проиграет в возможном столкновении, и ему только и останется, что чесать яйца и гадать, кто же из них прав. Жизнь тайных агентов разведки внезапно показалась ему совершенно непредсказуемой. Он чувствовал себя так, будто застрял посреди топкого болота без всякой надежды на появление вертолёта, который мог бы вытащить его задницу на твёрдую землю.
92
Белый шум – не содержащий форматированной информации шум, в котором интенсивность звуковых волн разных частот примерно одинакова. Обычно воспринимается на слух как шипение.