Кажетан отпустил его, и Каспар отшатнулся, налетев на надсмотрщика, который, напротив, подался вперед и ткнул шипастым кулаком в лицо Кажетана. Кровь брызнула из носа бывшего бойца, и он взвыл, дико, по-звериному, но все же метнулся к тюремщику, стремясь задушить мучителя.
Однако сила Саши была уже не той, что прежде, да и тюремщик привык иметь дело с бешеными узниками. Кулак в перчатке врезался в солнечное сплетение Кажетана, швырнув человека на колени, но боец отказывался сдаваться. Грудь его судорожно вздымалась.
Тюремщик поднял дубину, но, прежде чем он нанес удар, Кажетана вырвало черной пенистой кровью прямо на начищенный железный нагрудник палача. Каспар с ужасом смотрел, как вязкая жидкость потекла по доспехам, плавя их с потрескиванием брошенного на раскаленную сковородку сала. Зловонный шипящий дым потянулся от растворяющегося металла, и надзиратель заорал от боли, когда слизь разъела его латы. Он бросил оружие и попытался расстегнуть ремни, удерживающие на теле лакированный нагрудник.
Бремен кинулся на помощь, и они вдвоем сумели сорвать доспехи и швырнуть их на землю, где те продолжили растекаться, потрескивая и шипя, – ядовитая отрыжка Кажетана довершала свое дело.
Кажетан сполз по стене своей камеры, плача и потирая ладонями лоб. Кровавая рвота капала с его подбородка, не причиняя ему никакого вреда.
– Да хранит нас Сигмар! – вскрикнул Бремен, поднимая Каспара и выволакивая его из резкой вони темницы. – Он измененный!
Тюремщик вывалился из камеры, из-под его прожженной нижней рубахи выглядывала кровоточащая, лишившаяся кожи грудь. Пашенко – таким испуганным Каспар его еще не видел – вышел за ним. Глава чекистов рявкнул пошатывающемуся надзирателю:
– Запри дверь! Запри этого монстра, немедленно!
Курт Бремен пинком захлопнул дверь камеры, и тюремщик дрожащими руками повернул в замке ключ, снова закрывая Кажетана.
– Кровь Урсана, – выдохнул Пашенко, кашляя от вони, сочащейся из темницы. – Никогда не видел ничего подобного.
Перед глазами Каспара все кружилось, все чувства его вибрировали от только что увиденного кошмара, кожа съежилась от близости создания, несомненно, отмеченного силами Тьмы. А он-то думал, что утверждение Кажетана там, на холме у его родового поместья, что он – порождение Хаоса, всего лишь галлюцинация сумасшедшего.
Теперь Каспар знал, что это не так.
Не сказав больше ни слова, он с Бременом покинул застенки чекистов.
Каспар и Бремен вернулись в посольство в молчании, все еще потрясенные тем, чему они стали свидетелями. К тому времени, как они добрались до теплого дома, было уже темно, и луна стояла высоко в небе. Один из стражников у ворот показал на приемную, в которой гости обычно дожидались аудиенции посла, и предупредил:
– Кое-кто желает видеть вас, посол.
Каспар был не в настроении принимать в этот час посетителей, поэтому он буркнул:
– Скажи им, что я…
Но слова застряли у него в горле, а сердце заскакало бешеным галопом, когда он увидел троих, сидящих в приемной.
Первым был знакомый убийца с холодными глазами; второго, взъерошенного и помятого, он видел впервые, но третий…
– Добрый вечер, посол, – поздоровался Василий Чекатило.
Глава 4
Каспар не мог поверить, что Чекатило осмелился сунуть нос в его посольство, – на миг он даже окаменел, шокированный тем, что тот на самом деле разыскал его после событий последних нескольких дней. Наемник Чекатило, Режек, напряженный как натянутая струна, стоял рядом с хозяином, одной рукой сжимая эфес своего меча, а другой – засаленный ворот мужчины, воняющего грязью, – всклокоченного, какого-то дикого на вид.
Прежде чем было произнесено следующее слово, Каспар выхватил из-за пояса пистолет, взвел большим пальцем кремниевый замок и прицелился в голову Чекатило.
– Каспар, нет! – крикнул Бремен, увидев, что Режек отпустил своего пленника и стремительно бросился вперед.
Меч убийцы вылетел из ножен с проворством атакующей змеи. Бремен тоже обнажил меч, но клинок Режека застыл у горла посла прежде, чем оружие рыцаря покинуло ножны.
– На твоем месте я бы опустил пистолет, – сказал разбойник.
Бремен замахнулся, готовый пронзить сердце наемника.
– Если ты прольешь хоть каплю крови посла, я убью тебя на месте.
Режек хищно улыбнулся – так могла бы улыбнуться гадюка.
– Это пытались сделать люди и половчее тебя, рыцарь.
Каспар чувствовал прижавшееся к плоти стальное острие и подсчитывал свои шансы спустить курок и избежать смертельного удара. Он понимал, что намерения Режека неколебимы, и знал, что не успеет выстрелить до того, как убийца перережет ему глотку.
Чекатило брезгливо отвернулся от разворачивающейся перед ним драмы, и палец Каспара напрягся на курке. Как легко было бы сейчас пристрелить подонка, который причинил Кислеву столько вреда. Мысленно он увидел прямой путь пули, раздробленный череп Чекатило и содрогнулся, обнаружив, что хочет нажать на курок. Командуя в бою, он убивал неприятеля, потому что ему приказали, потому что так велел его император. И когда он дрался с курганскими конниками на занесенной снегом равнине возле фамильного поместья Кажетана, он убивал их, потому что они пытались убить его.
Но сейчас он хотел пристрелить того, кто не стремился покончить с ним и кого ему не приказывали предать смерти.
– Не можешь, да? – сказал Чекатило, не оборачиваясь. – Ты не можешь хладнокровно убить меня. Это не в твоем характере.
– Нет, – выдохнул Каспар и опустил руку. – Потому что я лучше, чем ты, Чекатило. Я презираю тебя и не стану таким, как ты.
– Разумно, – заметил Режек.
– Убери свой меч от его шеи, ублюдок, – прошипел Бремен.
Режек улыбнулся, отвел клинок, неуловимым движением спрятал его в ножны и отступил от посла. Курт Бремен поспешно шагнул вперед, становясь между Каспаром и Режеком, заслоняя собой посла. Затем рыцарь потянулся к пистолету Каспара и осторожно опустил кремень.
Услышав щелчок, Чекатило повернулся и улыбнулся Каспару:
– Теперь, когда необходимая демонстрация храбрости состоялась, может, мы все-таки поговорим, а?
Каспар подошел к длинному серванту и осторожно, бережно, словно хрупкую посуду, опустил пистолет, чувствуя, как напряжение медленно покидает его тело. Сердце гремело, едва не раскалывая грудь толчками, и он возблагодарил Сигмара, что не стал тем, кого ненавидел больше всего на свете: хладнокровным убийцей.
– Почему ты здесь, Чекатило?
– По той же причине, по которой ты хотел убить меня сегодня, – ответил Чекатило, усаживаясь в одно из больших кожаных кресел в приемной.
Грязнуля, которого привели бандиты, всхлипнул, когда великан-кислевит прошел мимо него, и сжался в комочек.
Чекатило подергал висящие кончики своих усов и продолжил:
– Кто-то напал на меня, и теперь я хочу ответить им тем же.
– А при чем тут я? – спросил Каспар.
– А при том, что я думаю, что тот, кто пытался пришить меня, и тот, кто стрелял в тебя на Урском проспекте и убил одного из твоих рыцарей, – одно и то же лицо. В Кислеве происходит нечто, о чем ничего не знаешь не только ты, но даже я. Возможно, мы могли бы помочь друг другу:
– Почему ты думаешь, что я стану в чем-то помогать тебе? – рассмеялся Каспар. – Мне противны ты и твоя порода.
– Это неважно, имперец. – Чекатило небрежно махнул рукой.
– Неужто?
– Нет, важно то, что у нас с тобой общий враг. Как я сказал, те, кто пытались убить тебя, пытались убить и меня. Старики Кислева говорят «Враг моего врага – мой друг».
– Я никогда не стану твоим другом, Чекатило.
– Я это знаю, но мы ведь можем какое-то время не быть врагами, а?
Каспар взвесил слова Чекатило, борясь со своей неприязнью к этому жирному мошеннику и не давая ей затмить здравые рассуждения. Если то, что говорит Чекатило, правда, тогда он лишь поставит под угрозу себя и других, отвергнув предложенное сотрудничество. А после тех ужасов, что случились с Софьей и вот теперь – с Павлом, он не желал рисковать снова. Посол осторожно кивнул и спросил: