— Вы изобретательны, — признал он, — а я всего лишь простой глава семьи Тэнвилл-Тэнкертон. Приняв мое предложение, вы бы получили пожизненное право носить эти жемчужины. Я счастлив ради вас умереть. Но посягать на собственность моего преемника я не могу и не буду. Как мне ни жаль, — прибавил он.
— Жаль! — повторила в ответ Зулейка. — Да, вам сегодня было «жаль» со мной не пообедать. Для вас любая мелочь важнее, чем я. Мужчины, какие же вы старые девы! — Она злобно ударила колонну веером.
Герцог ее вспышки не заметил. Услышав упрек в том, что он с нею не отобедал, он замер и хлопнул себя по лбу. На него нахлынули события этого вечера — его речь, ее неожиданное и ужасающее воздействие. Снова он увидел невозможно торжественное лицо Увера, покрасневшие лица остальных. Он думал, что, показав разверзнувшуюся под ним бездну убедит их отступить от края, взять себя в руки. Они отступили и взяли себя в руки — так, как это делают, выходя на старт, спортсмены. Он за них в ответе. Он вправе проститься с собственной жизнью, но не погубить чужие. Вдобавок, он рассчитывал на одинокую, особую смерть, возвышенную и отдельную…
— Я кое-что… кое-что забыл, — сказал он 3yлейке, — вас это шокирует. — И он в общих чертах описал случившееся в «Хунте».
— И вы уверены, что они это всерьез? — спросила она с дрожью в голосе.
— Боюсь, что да. Но то была экзальтация. Они откажутся от своего безумия. Я их заставлю.
— Они не дети. Вы их сами сейчас называли мужчинами. С чего им слушаться вас?
Она обернулась на звук шагов, увидела приближающегося юношу. На нем был такой же пиджак, как у герцога, в руке его был носовой платок. Он неловко поклонился и, протянув платок, сказал:
— Прошу прощения, кажется, вы уронили. Я только что поднял.
Зулейка глянула на очевидно мужской носовой платок и с улыбкой покачала головой.
— Вы, кажется, не знакомы с Самим Маккверном, — сказал герцог с угрюмым тактом. — Это, — сказал он незваному собеседники — мисс Добсон.
— Это правда, — сказала Зулейка, не отпуская руки Самого Маккверна, — что вы собрались ради меня умереть?
Шотландцы народ своекорыстный и решительный, но застенчивый; они скоро действуют, когда в том есть нужда, но редко знают, о чем заговорить. Из природного нежелания отдавать что-то за ничего Сам Маккверн решил непременно познакомиться с юной дамой, ради которой собрался положить жизнь; нехитрая уловка с носовым платком помогла ему добиться этой цели. Тем не менее, на вопрос Зулейки, сопровожденный вдохновительным прикосновением ее руки, он смог вымолвить только «так» (что приблизительно переводится как «да»).
— Ничего подобного вы не сделаете, — возразил герцог.
— Вот видите, — сказала Зулейка, все еще не отпустив руки Самого Маккверна, — это запрещено. Вам нельзя перечить нашему милому герцогу. Он к этому не привык. Так не делают.
— Не понимаю, — сказал Сам Маккверн, бросив на герцога тяжелый взгляд, — при чем тут он.
— Он старше вас и благоразумнее. Он больше повидал. Почитайте его своим наставником.
— А вы хотите, чтобы я умер за вас? — спросил юноша.
— Ах, разве я бы осмелилась навязывать вам свои желания? — сказала она, отпустив его руку. — Даже, — добавила она, — если бы знала, каковы они. А я не знаю. Я знаю только, что ваша мысль за меня умереть мне кажется очень-очень красивой.
— Тогда решено, — сказал Сам Маккверн.
— Нет, нет! Вам не следует поддаваться моему влиянию. К тому же я сейчас не в состоянии на кого-то влиять. Я потрясена. Скажите, — сказала она, не обращая внимания на герцога, стучавшего каблуком и всем видом являвшего неодобрение и раздражение, — скажите, это правда, что другие тоже меня любят и… имеют такие же намерения?
Сам Маккверн сказал осторожно, что отвечает только за себя.
— Но, — признал он, — я только что видел перед входом в зал много знакомых, и они, кажется, приняли решение.
— Умереть за меня? Завтра?
— Завтра. Думаю, после гонок; тогда же, когда и герцог. Не дело оставить гонку без победителя.
— Ну конечно. Но эти бедняжки! Как трогательно! Я ничем, ничем это не заслужила!
— Совершенно ничем, — сухо сказал герцог.
— Ах, он, — сказала Зулейка, — считает меня бессовестной бестией; только за то, что я его не люблю. Вы, милый мистер Маккверн, — можно вас называть мистером? обращаться к вам «Сам» неудобно — вы же не считаете меня жестокой? Мне просто невыносимо думать, что я ничем не скрашу столько молодых жизней, оборвавшихся прежде времени. Что мне сделать — как показать признательность?
Тут ей пришла в голову идея. Она посмотрела на освещенное окно своей комнаты: