— Не задержите? — изумился Бюрчя.
— Ни на один день! — весело выкрикнул Нарма.
— А бумагу с печатью насчет этого дадите?
— Бумаги не дадим, — Нарма скривился.
— Почему?
— Потому что это глупость!.. Выступлю на собрании и все разъясню. А слово на людях, как ты знаешь, сильнее бумаги.
Бюрчя вроде бы успокоился. Но ему не хотелось возвращаться домой без бумаги. Так велел ему отец, почти совсем согласившийся на вступление в коммуну. Только очень уж сокрушался при том дед о судьбе любимой внучки.
— Эх, не понял ты меня, Нарма! — заговорил сызнова Бюрчя, нерешительно переминаясь у порога. — Разве мне нужна та бумага? Старик изводит: говорит, верить можно только бумаге с печатью! Мол, председатель сегодня один, завтра другой. Один пообещал, другой — не помнит. Если, говорит, не выдадут бумаги, уедем на Дон… Там у меня еще два брата и сестра. Только не хотел бы старик сниматься с насиженного места… А мне хоть надвое разрывайся: и старика ублажай, и дочь сбереги.
Пришлось написать справку. Лишь тогда Бюрчя, извиняясь и проклиная свою темноту, всплакнув от досады, распрощался.
— Ну и бестолковый же мужик тебе попался! — посочувствовала Нарме жена, принеся еду на стол. — Сорок лет, а в толк не возьмет, что никакая баба не поддастся мужчине, если не пьяная и сберечь себя хочет.
— А ты сказала бы ему об этом! — шутливо упрекнул женщину председатель.
— Была охота мне встревать в ваши разговоры!
Наскоро поев, Нарма прилег, задумался. За два последних года он стал многое понимать в людях. Охотно тянулся к газете, добыл кое-что из книг. Иногда спорил с Нохашкиным и Семиколеновым, но больше из-за того, чтобы самому стало яснее. И все же непонятного было еще ого как много! Зачем, например, даже врагам распускать небылицы, что девушек в коммуне приневоливают спать под одним рядном со стариками? Где эти девушки или женщины, испытавшие на себе «коллективное счастье»?
Не успел сомкнуть глаз, сильно загромыхало в окно. Нарма нащупал под подушкой револьвер, стал в простенке. С надворья знакомый голос Нохи Улюмджиева:
— Ахлачи!.. Поднимись-ка, выдь на минутку!
— Чего колготишься среди ночи? — недовольно прокричал, все еще стоя у окна, аймачный председатель. — Кричишь, как ограбленный!
— Нет, все богатство цело! Я возле коперяц[72]… — И ушел, постебывая кнутом по голенищу сапог.
Год назад в Хагте было создано общество кооперативной торговли. Его организовали, чтобы помочь с распределением товаров среди бедняков-пайщиков. Но в пайщики калмыки шли неохотно, боясь подвоха. В аймаке имелось две частные лавки, хозяева их драли с покупателей три шкуры за привозной товар. Коллективная лавка, созданная на паях самих покупателей, могла бы составить конкуренцию лихоимцам.
На средства исполкома построили рядом с конторой небольшую глиняную мазанку, красиво отделали ее изнутри, попросили кредит в Госбанке для приобретения товаров. Сначала все шло как нельзя лучше: заимели соль, керосин, спички, появились даже хомуты и сбруя… Другой раз продавали пайщикам мыло и крупу… Совсем забогатели, когда появились рулоны мануфактуры. Это был настоящий праздник в аймаке: все так пообносились за годы войны, что у иных и латки-то были разноцветные. А тут кому перепало на штаны, кому на сарафан… Товары, однако, распределялись только по паевым книжкам. Это вызывало зависть у остальных, кто по разным причинам поскупился на паевой взнос, а теперь жалел. Прошел слух, что на «общественную» лавку собираются напасть ночью… Не по этому ли поводу будоражит председателя Ноха?
Нарма догнал Ноху у груженых подвод. Оказалось, возницы все доставили без потерь. Нохе просто повезло и на этот раз: загрузили доверху целых две подводы, и он не мог утаить своей радости, решил похвалиться перед председателем удачей.
— Ах вы, дети, настоящие дети! — дружески упрекнул Нарма добычливого кооператора. И принялся разгружать подводы, радуясь сам не меньше, чем Ноха.
Откуда-то появился Гаха, будто ждал возвращения брата с товаром.
Мужчины принялись стаскивать с телеги бочки с керосином, ящики со спичками, какие-то мешки. И опять два рулона ситца!
— Уж не обобрал ли ты кого сам в дороге? — смеясь, допытывался Нарма, взбрасывая себе на плечи мешок с мукой. — Не Церен ли порадел землякам?
Ноха лишь посмеивался счастливо, торопясь понадежнее упрятать свой добыток под замок.
Перетаскав все это добро в помещение, принялись тут же при свете керосиновой лампы распределять нещедрые пока дары новой власти между самыми бедными. Не забыли и тех, кто не вступил в кооператив.