— Увы! — горестно сказал Чака, увидев срезанные плюмажи. — Дитя мое опорожнилось на меня!
Советники Чаки поразились, что он так спокойно отнесся к оскорблению, которое в иных условиях привело бы его в страшную ярость. Еще больше удивились они, когда он, направив против Мзиликази карательную экспедицию (бригаду Изимпохло), приказал, однако, доставить виновного невредимым.
Мзиликази встретил бригаду в своей горно-лесной твердыне и дал ей суровый отпор, скатывая на воинов Изимпохло большие камни, а также применяя другие средства обороны. Каратели вернулись к Чаке с пустыми руками. Вся эта экспедиция носила, видимо, столь же нерешительный характер, как и приказ Чаки. Он же не только не начал искать трусов, но казался почти довольным, а воинам бригады Изимпохло объявил, что они вполне заслужили полученную трепку. Еще более странно, что Чака на этом успокоился и ничего но предпринимал до начала 1823 года, когда откровенно вызывающее поведение Мзиликази настолько возмутило общественное мнение, что государственный совет потребовал активных действий.
— Петушок становится чересчур смелым, придется обрезать ему гребешок. Пусть им займется бригада Белебеле, — приказал Чака.
Он знал, что испытанные ветераны не потерпят дерзости, особенно со стороны такого мальчишки, как Мзиликази. Но новый решительный штурм твердыни Эптубени закончился ничуть не лучше предыдущего. Тогда ветераны приступили к осаде крепости, стараясь в то же время придумать иные способы овладения твердыней. Однако они были избавлены от долгих раздумий: один кумало по имени Нзени, который таил в душе давнюю обиду на Мзиликази, изменил ему. С его помощью зулусам удалось внезапно атаковать бунтовщика с тыла. Произошло кровавое столкновение, и Мзиликази бежал в сопровождении всего лишь трехсот молодых воинов и многих женщин и детей. К ним присоединились те члены племени, которые прятались в лесу Нгоме. Бригада Белебеле их не тронула: очевидно, командир ее имел приказ быть милосердным. Он не помешал побежденному вождю увести остаток своих людей на север и начать завоевание внутренних областей Африки. Там Мзиликази создал потом новое государство — империю матабеле.
Пока же он напал на небольшой клан Ньока. Члены этого клана — данники зулусов — пытались его задержать. Мзиликази разгромил их, частично уничтожил, частично рассеял, захватил весь их скот и продолжал двигаться на север. Затем он прошел через территорию кланов суто в Восточном Трансваале, захватил их женщин, а молодых мужчин забрал к себе на службу. Мзиликази не оставлял позади себя ничего, кроме черного и кровавого следа: пожаров, розни, опустошения. Таким образом, вначале он ничем не отличался от других кровожадных авантюристов.
Чтобы подробно рассказать последующую историю Мзиликази, пришлось бы написать еще одну книгу. Здесь же придется ограничиться кратким обзором событий. Достаточно сказать, что он стал самым могущественным после Чаки повелителем нгуни, власть которого распространялась на область еще более обширную, нежели владения зулусского короля. Он не оставил непокоренным ни одно племя между реками Вааль и Замбези, озером Нгами и Португальской Восточной Африкой, то есть на территории свыше полумиллиона квадратных миль.
Как только Мзиликази укрепил свою власть, он перестал лишь разрушать и применил заимствованные у Чаки методы созидания нации и империи. Его кумало и другие кланы нгуни образовали аристократию Абензанзи, или «Те, кто с юга», которая явилась ядром нации матабеле. Вокруг него он объединил избранных представителей покоренных племен суто, бечуанов, кананга и других, которые в той или иной степени усвоили зулусский язык — язык завоевателей. Это второе по своему значению сословие общества матабеле получило наименование Абеихла («Те, кто с севера»). Третье сословие, Амахоле[112], — своего рода илоты — стояло на самой нижней ступени общества.
Перенеся свою ставку в Центральный, а затем в Западный Трансвааль, Мзиликази окончательно обосновался потом в современной Южной Родезии (с 1980 г.— Республика Зимбабве.—Ред.). Там он построил свою последнюю столицу, назвав ее, как и Чака, — Булавайо.
Глава 19
Суд Чаки в новом Булавайо
Чака, без сомнения, глубоко переживал измену Мзиликази. «У меня тяжело на сердце, ибо разве не был он сыном моим?» Король не раз перечислял достоинства Мзиликази, а затем погружался, подобно Саулу, в скорбь, которая не сулила ничего хорошего другим ослушникам. Но в отличие от Саула он не бросал копий в фаворита[113]. Чака и слышать не хотел ни о каких карательных мерах и даже приказал своим подчиненным хорошо обращаться со всеми кумало (членами клана Мзиликази), живущими в стране зулусов, и не чинить препятствий тем из них, кто захочет последовать за своим молодым вождем. Вместе с тем, он принял решительные меры к централизации своей власти и поставил себе целью превратить население Великой Зулусии в единую однородную нацию. Он хотел, чтобы его подданные с гордостью именовали себя прежде всего зулусами, а потом уже указывали название своего клана. В кланах, естественно, сохранились свои вожди, но влияние их было значительно урезано в пользу верховной власти, которую осуществлял Чака[114].
Согласно древнему обычаю нгуни, Чака и в это время привлекал для решения сложных судебных дел советников, которые выполняли, как мы сказали бы, роль заседателей. Но Чака настолько подавлял советников, что их роль практически сводилась к поддакивапию. Они приветствовали любой его поступок еще до того, как Чака предлагал им высказаться, — от этой формальности он, впрочем, вскоре отказался. Только на военных советах он продолжал внимательно прислушиваться к тому, что говорили командиры полков и другие военачальники, ревниво оберегавшие эту привилегию армии.
Мбопа — индуна королевского крааля — культивировал в подданных низкопоклонство, угодливость и холопскую преданность Чаке. При верховном вожде всегда находились два имбонги — придворных восхвалителя. Они часто льстили ему, повествуя о его мужестве. Имбонги рассказывали о всех его подвигах, о том, как он заслужил хвалебные прозвища «Нодумехлези» и «Сигиди».
В новом Булавайо Чака творил суд под огромной развесистой смоковницей, которая росла на простиравшейся на пять акров[115] площади перед хижиной Большого совета. Ниже площади находился обширный загон для скота. Диаметр его составлял не меньше полумили. Вдоль ограды загона располагались полторы тысячи хижин, окруженные другой — внешней — оградой. Диаметр ограниченной ею территории достигал целой мили. Большие народные собрания, для которых не хватало места на площади, происходили в загоне для скота. Верхний сегмент его, прилегавший к королевской резиденции, отводился для Чаки и важных гостей. С этого возвышенного места им был хорошо виден весь крааль. Здесь также росла большая смоковница, которая в жаркие дни предохраняла от солнечных лучей короля и его двор. Зимой Чака и его советники сидели на солнце, неподалеку от одного из этих деревьев.
Заседания суда начинались еще до завтрака, сразу же после восхода солнца, ибо теперь Чака стал очень занятым монархом: он сосредоточил в своих руках все министерские портфели, но говоря уже о том, что был также верховным судьей и первосвященником. Ранние заседания имели и то преимущество, что собравшимся не мешали грозы, которые летом разражались обычно после полудня. В дождливые дни рассматривались только наиболее важные дела, их слушали в хижине совета. Очередь рассмотрения дел обычно устанавливал Мбопа при содействии других советников.
Вот типичный день в новом Булавайо. Время действия — позднее лето. К восходу солнца при дворе перед большой смоковницей собралась толпа тяжущихся. Другую группу охраняла бдительная стража. Советники уже уселись под деревом, охватив полукругом королевский трон — связку свернутых циновок. За советниками по обе стороны трона стояли убийцы или палачи с тяжелыми дубинами в руках.
Наконец из хижины Большого совета показался в сопровождении Мбопы сам Чака. Размеренным шагом он величаво подошел к «трону». Среди собравшихся воцарилось гробовое молчание. На Чаке было парадное одеяние полководца, но вместо щита и ассегая только маленькое копье с короткой темно-красной ручкой из железного дерева, отличавшегося причудливой окраской. Некоторые утверждают, что ручка делалась из ум-нцака — дерева вождей, но оно светло-красного цвета. Когда Чака прошел примерно полпути от хижины к дереву, все собравшиеся безо всякой команды поднялись с такой синхронностью, как если бы ими управлял некий механизм. Затем, подняв правую руку, они четко и громко провозгласили:
112
Исходя из глагольной основы, предположительно «отстающие», «плетущиеся в хвосте».—
113
По библейскому преданию, царь Саул, который завидовал талантам своего молодого военачальника Давида, однажды бросил в него копье.—