Взвод, находившийся непосредственно перед Могучим Слоном, до единого человека пошел на корм птицам, но даже и это не умерило наш мужской пыл. Чтобы отец мой представил себе, до какой степени взбунтовалась наша плоть, я расскажу, как погиб этот взвод. Даже когда палачи схватили воинов, те не перестали походить на быков, изголодавшихся по коровам. Великий взревел от ярости, увидев, что и поднятые палицы не смогли успокоить виновных до тех пор, пока не опустились на их головы. ,,Поглядите на них! — гремел Безымянный. — Они не испытывают почтения ни к моей бедной матери, ни к моему скорбящему сердцу. Слова сочувствия, которые они произносили, — не более как пена лжи, предназначенная скрыть их низменные изменнические мысли. Посмотрите на их ими-шиза (толстые боевые дубины — зулусский эвфемизм). Вместо того чтобы печально смотреть вниз, они нахально задраны кверху и направлены мне в лицо. Эй, палачи, прикончить этих отвратительных животных!".
Наш полк Фасимба не зря носил шутливое прозвище „Девичья Радость", и хотя нам было горько смотреть на казнь воинов, все мы гордились ими. Да, отец мой, они умирали как мужчины и на вечные времена утвердили за полком его прозвище.
К счастью для нас, Великий не мог находиться всюду одновременно, и до поры, до времени мы оставались в безопасности. Но ум наш оцепенел и ничего не мог нам посоветовать. Когда девушки приблизились к нам, мы уже считали себя мертвыми: вина наша стала явной. Но тут на помощь нам пришла их сообразительность: ,,Шайани амасенде", — проговорили они тихим шепотом. (Деликатно выражаясь, это означает: „Ударяйте себя туда, куда мы не можем себя ударить). Так мы и поступили. Но это была такая боль, что даже сейчас, отец мой, я предпочитаю не вспоминать о прошлом, хотя благодаря совету девушек мы не пошли в тот день на корм птицам.
Когда девушки удалились, Великий обошел строй, внимательно присматриваясь к каждому воину. Но мужские наши достоинства поникли так же, как и головы: начиная от командира и кончая последним воином, не было ни одного человека с малейшими признаками вины. Так мы доказали, что не имеем низменных помыслов, недостойных памяти королевы-матери.
Великому это, видимо, понравилось, но он не успокоился, пока девушки полка Нгисимаан снова не приблизились к нам. Мало того — он велел им остановиться и изо всех сил призывно дразнить нас. Даже сегодня, отец мой, хотя я уже стар, воспоминание об этом зрелище волнует меня, и я чувствую, что не так уж дряхл, как мне кажется. Но в тот день мне приходилось подавлять стоны от боли, которую я сам себе причинял. Зато я проявлял к девушкам не больше интереса, чем вол при виде коровы. Из полка быков мы временно превратились в полк волов. Все же лучше быть живым волом, нежели мертвым быком, особенно если увечье временное.
Наконец Могучий Слон высказал свое удовлетворение. Его так обрадовала наша победа, что он приказал всем воинам полка носить по одному красному перу бананоеда, которое, как знает мой отец, служит символом почета и победы. Это право предоставляется лишь избранным полкам. Итак, отец мой, наши выдающиеся мужские способности чуть было не привели нас на грань поражения и позора. Но когда мы перестали быть мужчинами, нас наградили как победителей. Впрочем, для полка, одержавшего победу, у нас был удивительно подавленный и горестный вид. Страдая от сильной боли, мы покинули поле для парадов и отправились в свои казармы, где с удовольствием провели день-два, пока боль не утихла. Что же еще сказать, отец мой? Полки, стоявшие за нами, воспользовались нашим опытом. И так как желание возбуждалось в них не так остро, как в нас, им удалось подавить его, не прибегая к столь крутым мерам. Им повезло: ни один воин из этих полков не пошел на корм птицам».
Глава 24
Посольство к королю Георгу IV
Собираясь отправить посольство к королю Георгу IV, Чака предпринял ряд подготовительных мер, необходимых, по его мнению, накануне столь важного шага. На заседании королевского совета с участием приглашенных вождей и белых друзей было решено просить лейтенанта Королевского военно-морского флота Книга взять посольство под свою опеку.
Чака решил, что лейтенант Книг должен иметь официальный статус в его государстве, и назначил английского офицера командиром отборного полка Гибабаньо, который стоял в то время поблизости от королевской столицы — Дукузы, чуть южнее реки Умвоти. Фин ошибочно называет этот полк Дукузским. Зулусские полки иногда обозначались названиями военных краалей, где были расквартированы, но фактически никакого Дукузского полка не было.
Лейтенанту Кингу выдали полную парадную форму командира гвардейского полка, так как его полк был гвардейским. Неизвестно, надевал ли он ее когда-нибудь, но если надевал, то несомненно производил в ней внушительное впечатление: на голове — плюмаж из перьев белого страуса и голубого журавля; плюмаж прикреплялся к меховой шапочке, которая была обшита узкой полоской леопардовой шкуры; с нее на щеки и затылок свешивалась бахрома из такой же шкуры; на плечах богато украшенная накидка из множества темных моховых хвостов, грудь прикрывали тоже хвосты, но белые;
свободно болтающиеся хвосты охватывали тело почти до колен и были прикреплены к щиколоткам. И, наконец, Книг должен был носить белый щит и ударный ассегай. Рисунок Ангаса, который изобразил трех зулусских воинов в царствование короля Мпанде (см. вклейку), даст читателю более полное представление о достижениях зулусской армии в области эстетики.
Король Чака желал, чтобы «брат» его — король Георг IV — узнал, как одеваются зулусы и что они вообще собой представляют. Поэтому он отобрал шесть красивейших «лилий гарема»: краснеющий лейтенант должен был презентовать их со всеми их почти обнаженными прелестями главе Ганноверского дома[133].
Представления Чаки о европейской архитектуре ограничивались знакомством с грубыми и безобразными строениями из необожженного кирпича, которые возводили белые колонисты. Поэтому он решил послать с лейтенантом Кингом шестерых специалистов но строительству хижин — они покажут Ум-Джоджи, как построить красивую хижину. Конечно, она покажется маленькой по сравнению с его зданиями, но зато не будет такой уродливой.
Основной же задачей посольства было приобретение «эликсира жизни», то есть средства для окраски и ращения волос, а также переговоры о заключении оборонительного и наступательного союза между Чакой и королем Георгом. В этой связи Чака высказался в том смысле, что неплохо бы Ум-Джоджи поручить своим военачальникам ознакомиться с военным искусством зулусов. Ибо, доказывал Чака, «если в вашей стране идет дождь, какая может быть польза от кремневых ружей, которые как я убедился, совершенно бесполезны при сырости?»
Если же вооружить английскую армию копьями и щитами, она и в дождь сможет атаковать противника, так как это отличное оружие не зависит от погоды. Щитами англичане станут отводить в сторону штыки противника, которые таким образом окажутся бесполезными. А после этого врага будет нетрудно заколоть ударным ассегаем.
Затем Чака объявил, что в сырую погоду, когда мушкеты бесполезны, он готов сразиться с любой европейской армией, равной по численности зулусской, и уверен, что одержит победу. Его несколько смущали пушки, но он утверждал, что орудия уменьшают мобильность армии, а значит, их использование подрывает способность быстро передвигаться, которая составляет основу военного искусства. Рассуждая таким образом, он советовал Ум-Джоджи отказаться от сапог и использовать кожу для изготовления щитов. «Посмотрите на себя, белые люди; когда вы впервые прибыли сюда, почти на всех были сапоги, и вам было так трудно ходить, что мы жалели вас. А теперь вы босы и настолько усовершенствовались в ходьбе, что когда-нибудь сможете почти сравняться на марше с зулусами».
Чтобы покрыть расходы посольства, Чака вручил лейтенанту Кингу восемьдесят шесть слоновых бивней, в том числе один или два очень больших. Чака сказал, что они послужат ему устами (в смысле «представят его королю Георгу»).