Лучший эквилибрист мог позавидовать той ловкости, с какой павианы спускались по отвесной стене. Спрыгнув на землю, они галопом помчались по следам беглянки. Преследование разжигало в них ярость. Дакуина они увидели раньше, чем она, а первым заметил его караульный. Снова он предостерегающе залаял: «Боу! Боу!» — а самки, следившие за погоней, сердито заворчали, недовольные поведением самцов.
У готтентотов есть поверье, будто павианы могут говорить. Молчат же они потому, что боятся быть порабощенными человеком. Многие бушменки уверены, что самец-павиан не прочь взять себе в подруги женщину. Вот почему все туземцы искренне ненавидят этих свирепых обезьян.
— Не беги! — крикнул Дакуин. — Повернись к ним лицом и защищайся!
Он хорошо знал, что вид убегающей жертвы приводит в бешенство преследователей.
Суолла повиновалась. Отскочив в сторону, она повернулась лицом к павианам и высоко подняла ассегай.
Павианы остановились и, гримасничая, присели на корточки. Дакуин прицелился, зазвенела тетива, и стрела вонзилась в шею одного из кривляющихся самцов. Раненое животное в испуге взвизгнуло. Когда же яд проник ему в кровь, павиан раздул щеки и завыл протяжно и жалобно. Вожак повернул обратно.
Остальные обезьяны последовали за вожаком, но один упрямый павиан не намерен был отступать. Он выгнул спину, готовясь к прыжку, но в этот момент молодой бушмен заколол его ассегаем.
Часовой на вышке снова залаял, и лай его долетел до слуха умирающего павиана.
Суолла засмеялась; в смехе ее проскользнули жестокие нотки. Она подбежала к павиану и вонзила свой ассегай в извивающееся тело.
— Нехорошо, что ты ушла так далеко от пещеры, — сказал Дакуин.
— Я пошла за медом, — объяснила она. — Там, в скалах, есть пчелиное гнездо. Пойдем поищем!
Она повела его к скалам. Они выкурили пчел и наполнили мешок желтыми сотами. Забыто было недавнее столкновение с животными, сидящими на корточках. А на вершине холма самки долго завывали над умирающим павианом.
Глава V
КАК ОХОТИЛИСЬ БУШМЕНЫ
Смерть отца, погибшего в бою, Дакуин принял как уход его из жизни в какую то неведомую, туманную страну. Теперь на нем — Дакуине — лежала новая тяжелая ответственность, и эту ответственность он нес радостно и гордо. Глядя вниз, на равнину, купающуюся в лучах солнца, он предвкушал удачную охоту.
Дичи было много, и юноше хотелось помериться силой и ловкостью с четвероногими обитателями равнин.
Суолла развела костер, подмела пещеру и занялась стряпней. На ней лежала обязанность заботиться об удобствах мужчин, доставляющих пишу.
Кару достал гадальные кости. Он хотел заглянуть в будущее. Как выразился он, «его тревожило великое движение в воздухе».
— Но ветра нет, отец.
— Я чувствую, как дрожит земля. Толпы людей проходят в смятении и страхе. Они спешат куда-то. Вот что говорят мне кости: Гэчуи, женщина, и Дона, девушка, легли вниз лицом. Значит, будут слезы. Но Чоу и Као упали лицом вверх.
— Что это значит?
— Бойня. Где-то далеко отсюда. Нас она еще не коснулась. Я слышал, как кафиры говорили о большом войске, бежавшем от Чаки.
— Не пойти ли на охоту? — воскликнул Дакуин, перебирая кости, которые он благоговейно вынул из мешочка, снятого с груди отца. — Могу ли я бросить кости моего отца?
— Можешь, — сказал Кару.
И Дакуин, бросив кости, склонился над ними. Он гордился тем, что в первый раз совершает этот обряд.
— Смотрите! — крикнул он. — Они предвещают удачную охоту. Чоу, Кау и Гэчуи упали рядом.
— Бедная Дона! — прошептала Суолла. — Она лежит лицом вниз.
Все вместе вышли они из пещеры. Охотники пробирались ползком, высокая трава скрывала их от животных, но Суолла не пряталась. Она поднялась на скалу и начала плясать, а животные, которые паслись на лугу, повернулись к скале и, словно зачарованные, следили за прыжками девушки. Солнце серебрило рыжеватые шкуры антилоп.
Зебры пробились в первые ряды. Газели гигантскими прыжками приблизились к скале. На вершине холма неподвижно, словно каменное изваяние, стоял черный самец антилопы.
Смерть прокралась в их ряды. Охотники натянули тетиву. Стрелы прорезали воздух, и раненая антилопа помчалась по равнине. Второй жертвой была молодая зебра. Раненая стрелой, она сорвалась с места и понеслась галопом. Остальные повернулись и посмотрели им вслед; в этот момент ветер донес до них запах человека. Тотчас же они насторожились, готовясь к бегству. Тревога передавалась от одного животного к другому. Они метались, посматривали друг на друга, но нигде не видно было врага. Казалось, опасения их внезапно рассеялись, — они снова начали щипать траву.