Выбрать главу

Совсем иные у нас насекомые: кругом Игисты, в лесах и обширных болотах наших, несметное множество водится жуков, бабочек, букашек, — таких, каких (по словам ученых, частенько приезжающих к нам из столицы и даже из чужих краев) нигде больше на земле нету.

Ученые к нам ездили, но из нас летучую тварь сбирала одна Мария Папер, при чем были у ней собраны не только насекомые дохлые, за стёклами, на булках пришпиленные, по умела она разводить их, живых, вроде, как пчёл разводят: обширный сад её был полон ящиков, — то низких и широких, то длинных и высоких (некоторые были преогромной величины), в коих кишели, жужжали, бормотали тысячи жуков, мотыльков и всяких козявок. К ящикам Мария Папер никого не допускала, да и застекленные коллекции мертвых насекомых показывала неохотно, о чем многие сожалели, ибо красоту — эти бабочки, то матово бархатные, то блестящие, как шелк, то стеклянистые, эти жуки, похожие на изумруды, топазы, агата — представляли большую.

По не таков человек была госпожа Инзект, Мария Папер, чтобы кому-нибудь доставлять удовольствие — самая злая, сварливая баба в Игисте: черномазая, короткая, толстая — пузырь пузырем, лик имела неподобный, — глазки малюсенькие, узкие, как у свиньи, нос преогромный, круглою картофелиною, ртище до ушей, полный редких, черных зубов. Ни с кем я городе она не зналась, кроме «веселой вдовы» — госпожи Сого, владелицы большого пригородного поместья — личностью отверженной. Не любили мы госпожи Сого: во-первых, чужая — появилась в Игисте только для получения наследства после мужа, богатого помещика, некогда у нас не живавшего; во-вторых, легкомысленная — говорили, будто раньше пела она в шантане; в-третьих, — и это-то особенно нас от неё отвращало — нравы у нас строгие! — закрутила она голову полковнику Беч-Загрею. Пренебрегши всеобщим возмущением, бросить полковник, семью, — мы же стали на сторону обиженной полковницы, полковника из клуба исключили, а госпожу Сого престали принимать. Только Мария Папер с ними водила знакомство, нередко по целым дням гостила в поместье Сого. Но к себе никогда ни «веселую вдову», ни полковника не приглашала: жила замкнуто, даже прислуги не держала, взвалив работу по дому на воспитанницу Нелли. Нелли — это была девушка прехорошенькая, высокая, статная черноволосая, с огромными, немного испуганными, голубыми глазами.

Наша молодёжь по ней скопом погибала, а так как сердце у той было отзывчивое, неустойчивое, — то чуть ли не каждую неделю бывал у вас переполох: то дуэль между двумя соперниками, то отвергнутый любовник на самоубийство покусится, то — совсем уж не дело! — почтенных родителей сынок весь дом вверх дном поставит, добиваясь разрешения жениться на Нелли; по счастью, пока кипит скандал домашний, Нелли уже успела наградить благосклонностью другого поклонника, и счастливый жених превращен в несчастного страдальца.

Мария Папер за переполохи взыскивала с Нелли сурово: нередко жаловались соседи на беспокойство от пронзительного визга девушки, наставляемой госпожою Инзект на путь истинный; аптекарь Ньюсболей, старичок добрый, даже хотел полиции сообщить об истязаниях, да друзья отговорили: во-первых, — не дай Бог, с этой ведьмой, Марией Папер, связаться, а, во-вторых, — не зря, ведь, она воспитанницу колотит: невозможная девчонка!

Попадало Нелли за романы, падало и за лганьё. Странная была девушка, — словно не на земле жила, а в сказках: прибежит, бывало, перепуганная, — эй! сегодня за воскресною службою, в собор ворвался бешеный волк, перекусал всех членов городской управы, и они уже тоже сбесились, бегают по улицам и кусаются; или выдумает, — будто сегодня по реке, на золотой барке, проплыла мимо Игисты, королева и, завидев на берегу Нелли, окликнула: «Эй, девушка, как тебя зовут?» — «Нелли, ваше королевское величество.» «Держи бриллиантовое кольцо!»

Рассказывала Нелли небыль эту пламенно, убежденно, со рвением и иногда, на минуту, ей даже верили; правда потом, с негодованием отплёвывались, ругая одурачившую своей бессмыслицей лгунью.

II

Страшное событие, всполошившее нашу тихую Игисту — зверское убийство госпожи Сого и полковника Беч-Загрея — случилось в ночь на 11 июня; обстоятельства преступления были очень странны: убийца проник в спальню своих жертв, чем-то вроде тарана проломив капитальную каменную стену и, войдя в брешь, обезглавил полковника и его любовницу каких-то непонятным орудием (головы убитых были словно острижены гигантскими ножницами). Свершить подобное преступление могла лишь большая шайка разбойников и притом в течении долгого промежутка времени. Между тем, совершилось оно, по-видимому, молниеносно: челядь госпожи Сого, разбуженная страшным грохотом (очевидно, от разрушения стены), прибежав минут через десять в спальню, нашла хозяев уже убитыми; от убийц же и след простыл.

Следствие ничего установить не могло, в дело было направлено к прекращению; почти одновременно исчезла из Игисты госпожа Инзект, нежданно разбогатевшая: и госпожа Сого, и полковник Беч-Загрей по завещанию оставили ей почти все своё богатство — «единственному человеку, в этом паршивом городишке, не презиравшему нашего вильного Брака», — объяснял половник в завещании свое решение. Мария Папер с быстротою, показавшеюся даже подозрительной, распродала недвижимость убитых, выбрала из банков вклады к исчезла из Игисты вместе со своими коллекциями; Нелли же уехала еще раньше — по объяснению её воспитанницы— гостить к родным.

И, вот, тут-то, после отъезда госпожи Инзект, начали раскрываться странности: известный пропойца Том Самуэль вдруг припомнил, что в ночь убийства госпожи Сого и полковника он видел над Игистой черный аэроплан, очень низко и со страшным гудением летевший к дому Сого; высказывал Том предположение, что на атом аэроплане прилетели убийцы полковника. Над пропойцей сначала посмеялись, но затем явился к властям молодой Линтон со следующим показанием: будучи одним из минутных счастливых любовников Нелли Лгуньи, в роковую ночь убийства находился он в саду Марии Папер, на свидании с Нелли. Ночь была темная, и любовники спокойно разгуливали по аллеям между ящиков, в которых госпожа Инзект содержала коллекции — живых насекомых. Вдруг, около самого большего ящика, Нелли взвизгнула: — Ай! Рогач! — и убежал, оставив Линтона в полном недоумении. В надежде, что Нелли скоро вернется к возобновит прерванные игры любовные, молодой Линтон не покинул сада. Проходило время, Нелли не возвращалась, Линтон уже начал скучать, как вдруг издалека донёсся глухой удар, и затем на бельведере дома Марии Папер вспыхнул ослепительно яркий свет, острым лучом прорезавший ночную темь. Линтон, не понимая этого явления, спрятался, благоразумия ради, в кусты. Через несколько минут он услышал громкое жужжание, как будто воздух наполнился тысячами больших жуков, и в луче света появилась летящая черная масса. Гудя и фыркая, она опустилась на дорожку я поползла к ящику. Линтона охватил огромный ужас, и без оглядки он убежал из сада госпожи Инзект.

Показание Линтона встревожило следователей во владениях Марии Папер был произведен тщательный обыск; и в отдаленном потребе неожиданно наткнулись на Нелли, не к каким родным не уезжала бедная девушка, но была заточена Марией Папер в подземелье; видимо, госпожа Инзект не собралась уморить свою воспитанницу голодом: погреб был переполнен съестными припасами, и в нем имелся кран водопровода; но, вместе с тем, госпожа Инзект основательно позаботилась, чтобы Нелли не вырвалась на свободу: толстая, чугунная цепь, прикреплённая к каменной стене, оковывала тело девушки, позволяя двигаться только до водопроводного крана и до угла, где лежало съестное.