— Почему? Что случилось?
— Ничего не случилось.
— Я тебя допек. Если допек, прошу прощения.
— Просто нет ничего лучше тоски.
Через пару дней я осознал, что ужасно тоскую. И был день четвертый, день пятый, день шестой, и вот уже мы — супруги. Оба растерялись; она в меньшей степени, хотя ощущала неизъяснимую тревогу. На восьмой день ей все стало понятно.
— Не хочу, чтобы ты ко мне приходил… Нет, ты меня не допек. Наоборот, с тобой интересно, ты хорошо воспитан. Но я не хочу, чтобы ты приходил…
— По-моему, это нелогично. Кроме того… (Когда речь заходит о принятии решения, логика отступает на дальний план. Я это чувствую. Правда, смутно, очень смутно.) Кроме того, позволь, я сам буду решать.
— Что решать?
— Позволь, я сам буду определять, когда мне ходить в бордель.
— Ого, вижу, проявляются твои лучшие качества.
— С моими лучшими качествами тебе еще предстоит познакомиться.
— Не пугай меня, мы слишком плохо друг друга знаем.
— А по-моему, ровно наоборот.
— Пустые слова.
— Докажи.
— Нечего тут доказывать. Дураку видно, какие из нас муж и жена. Секс это еще не все.
— А по-моему, секс это все. В его лучах видишь остальной мир.
С Владом Зуза познакомилась так же, как со всеми: он был ее клиентом. А клиентом стал, выбрав на одном из соответствующих порталов Зузину фотографию. Выбрал, позвонил, поехал. На месте обнаружилось (случай чрезвычайно редкий), что оригинал неизмеримо краше и, как ни погляди, ярче копии. Улыбчивая, приветливая и потрясающе сложенная Зуза была подобна одинокой звезде на мглистом небосводе, прекрасной белой кувшинке, расцветшей на болоте. Влад, хоть психопат и шизик, сумел это оценить. До поры, до времени он затаился, но, когда пробьет час, покажет когти. Ошибка Зузы заключалась в том, что она чересчур быстро завела с клиентом панибратские отношения. Я понимаю, одиночество толкает на безрассудства, но никогда не слышал, чтобы курва на собственной машине отвозила клиента домой! Чтобы посылала его за покупками, знакомила с родителями! Видно, забыла, что сладко съешь, да горько отрыгнется! Одиночеством всего не объяснить. Зузу ситуация устраивала: Влад не возражает, с Владом я чувствую себя в безопасности, Влад ничего не требует взамен. Мы вместе, но ты продолжаешь заниматься тем, чем занимаешься… Неужели прозвучало и такое (самоубийственное, как я сейчас понимаю) предложение? Неужели Влад и впрямь мое alter ego? Если у меня не получилось, с чего бы у него должно получиться? Зузу всегда тянуло в грязь — вот и попала в рай: мрак подступал со всех сторон.
— Я тебя люблю, люблю тебя и больше не хочу ни с кем тобой делиться. Вначале, когда не любил, вернее, не понимал, что люблю — ведь я люблю тебя всю жизнь, — вначале меня это забавляло, возможно, даже возбуждало… Сейчас уже нет… Заклинаю тебя всеми силами тьмы: кончай с этим… Брось…
— И не подумаю.
— Что ж, раз ты со мной так, то и я с тобой так.
— Как?
— Все, что до сих пор было, долой! Бесстыжие трусики, гадкие стринги, невидимые бюстгальтеры и прочее, и прочее — долой! Полотенца, которыми вытиралось пол-Варшавы, — долой! Ты начинаешь новую жизнь.
Новая жизнь, значит, начинается с выбрасывания старых полотенец? Ну да, новая в символическом смысле. Хотя и в прямом тоже. Что требует гибели некоторых предметов. Я постоянно буду рядом с тобой, все время, днем и ночью. Ты начинаешь новую жизнь; смерть кое-каких предметов — извечный символ. Если не послушаешься, я расскажу кому следует, расскажу и покажу фотографии… Откуда-то у него были фотографии… Зуза не могла вспомнить, позировала она ему или нет. Когда женщина чего-то не может вспомнить, это означает, что такое было. Было, не сомневайтесь.
Ни я этих угроз не испугался, ни Зуза. Влад как будто сам не верил в то, что говорил, — такое создавалось впечатление. Недаром иногда мелькала мысль, что он — плод наших кошмаров. Эта странная ситуация была мне даже на руку: они делали все, что душа пожелает, а я записывал. Не повезло им — наткнулись на хроникера. А мы с Зузой (нам еще больше не повезло) наткнулись на психопата.