Елена Щетинина
«Зв. троп. леса» (2022)
Я встретил его на остановке и сразу же окрестил «Птиц». Костлявый, долговязый, в натянутой на уши старомодной федоре, он стоял, прислонившись к плексигласовой стенке. Снаружи. Струи дождя стекали по поникшим полям шляпы на его длинный нос.
— Помочь? — участливо спросил я, сочтя, что добровольно выставить себя на ливень человек может лишь тогда, когда ему очень нехорошо.
Птиц покачал головой и приложил к губам костистый палец с длинным желтым ногтем. Мне показалось, что ноготь остро заточен.
— Тссс… — сказал. — Слышите?
Я прислушался. Город был полон шума июльского ливня — шелест машин, шлепанье ног, метроном капель, шепот брызг, удары струй.
— Что именно? — спросил я.
— Звуки! — Палец провернулся, очерчивая круг над нашими головами.
— Ну да, — недоумевающе ответил я.
— Вы любите звуки природы, — вдруг сказал Птиц. Не спросил, не уточнил, а сообщил — как факт, как свершившееся.
— Ну да. — Я пожал плечами. — Расслабляет.
— Какие? — быстро спросил Птиц.
Я опять пожал плечами:
— Шум моря, мелодия леса, песни дельфинов… А вы, собственно, зачем интересуетесь?
Птиц скривился.
— Ах, это промышленное производство! Никакой души. Никакой настоящей природы… Собранные на синтезаторе, смикшированные, подобранные по библиотекам… Там нет настоящих звуков, понимаете?
И я опять пожал плечами:
— Ну и что?
Подошел мой автобус, я взялся за поручень, поставил ногу на ступеньку, думая, попрощаться ли со странным собеседником или нет, — но он успел первым. Сунул мне в руку какую-то плоскую коробочку и помахал в закрывающиеся двери. Я смотрел на него в окно, а его губы шевелились — то ли он что-то бормотал, то ли слизывал и сглатывал капли дождя, катящиеся по его лицу.
Стоя на задней площадке, я крутил в руках коробочку. Старомодный CD-диск без опознавательных знаков, самый дешевый, когда-то такие продавали по десять рублей штука. На белой поверхности черным маркером криво написано «Зв. троп. леса». И больше ничего.
Искушение выбросить ее в ближайшую урну — мало ли что может быть там записано: поток скабрезностей от какого-нибудь копролала, сектантские липкие мантры или просто тишина, как шутка, как тупой пранк, — боролось с искушением послушать: что может наболтать копролал, от какой секты мантры и можно ли будет уловить что-то в потрескиваниях тишины. Ну да, вдруг это действительно будут зв. троп. леса?
Дома я вставил диск в каретку музыкального центра. Черный куб заглотнул каретку, послышалось шипение раскручивающегося диска — оно длилось примерно полминуты, а я думал о том, что этот звук тоже неплох, почему его не запишут отдельно, вместе с белым шумом и звуком пересчитываемых банкнот в банкомате.
Наконец раздался щелчок, потом секунда тишины — и из колонок полились зв. троп. леса.
Шелестели листья, чивикала какая-то птичка, шуршали насекомые — звук шел плотный и густой, он обволакивал меня, окружал, проникал, казалось, не только через уши, а через глаза, ноздри, поры тела. Мне чудилось, что я чую запах прелой листвы и мокрой земли, изысканный сладкий цветочный аромат и терпкое амбре звериных следов.
Что-то захрустело совсем рядом со мной, послышались шаги — и я отшатнулся, сжимая кулак, и лишь через пару секунд понял: это не здесь, это там. Это там, на записи, кто-то подошел поправить аппарат, которым писалось. Я слышал, как пальцы касались записывающего устройства, как они что-то поднимали и опускали. В какой-то момент мне показалось, что я мог даже разобрать едва уловимое дыхание человека — но что-то захрустело, шелест, чивиканье и шуршание стали громче и отчетливее, а шаги отдалились.
Наверное, это был брак. Да, конечно, брак — кто-то взял черновой файл, не обработав его в программе, даже не обрезав лишнее. По-хорошему, такую запись нужно было бы вернуть продавцу — но я не покупал, а Птиц не продавал. Я нажал на «стоп», затем на «eject» — и лишь когда каретка выплюнула мне диск, понял: звуки никуда не исчезли.
Листья продолжали шелестеть, птичка — чивикать, а насекомые — шуршать. Невидимый автор записи ходил и поправлял аппарат, чтобы звук становился чище.
Я тряс головой, закапывал в уши лекарство, включал музыку — но звуки никуда не исчезали, оставаясь постоянно на фоне, словно я сам находился в этом треклятом тропическом лесу.
Стихать они стали только к вечеру, а окончательно замолкли лишь наутро.
В следующий ливень я пришел на ту же остановку. Нахохлившийся Птиц был там. В этот раз струи дождя выбивали бодрую чечетку, мелкими брызгами разлетаясь от крыши.