Рэй Брэдбери
Звание — Спутник
Рявкающий окрик:
— Берегись, podano!
Пьетро Дионетти мгновенно отскочил в сторону, и целая стена изогнутого металла пролетела мимо его узкого лица и иссиня-черной копны волос.
— Не взыщи! — прокричал Морган из кабины крана.
Крановщик поработал рычагами, и лист металла взмыл на верхотуру, где его дожидались с десяток монтажников, чтобы приладить к зияющему проему в обшивке звездолета. Они установили его на место, отцепив от крюка, который отправился за новым листом.
Ракета мало-помалу обрастала оболочкой. Пьетро с товарищами трудились над ней часами. Они надевали скорлупу на сердцевину из динамо-машин, турбин, атомных двигателей, хитросплетения всяческих патрубков и миллионов тончайших, но мощнейших органов, которые усваивали и вырабатывали энергию: корабль-гигант готовился прорубить в космосе дыру.
Пьетро услышал полуденный гудок и в компании Нуччи, Антонио и других ребятат поехал на монорельсе в кафетерий.
— Санта-Мария! — воскликнул он. — Ракета молниеносна, как ртуть, крепка, как чеснок. Совсем недавно это был один голый остов. А вчера-сегодня-завтра — погляди, мы нарядили ее в платье, вкалывая вовсю, как лошади!
Набив большой рот едой, Пьетро не умолкал, перемалывая пищу:
— Одно только меня беспокоит. Вот мы строим корабль. Так? Мы его холим и лелеем. Так? А что потом? Мы же с тобой знаем, Нуччи. Мы видели.
Он сделал паузу, чтобы зачерпнуть полную ложку и безошибочно доставить ее в рот, словно краном. При этом его черные брови сосредоточенно приподнялись.
— Мы заканчиваем сборку… и тут является какой-нибудь желторотый проходимец, после колледжа, залезает в нее и — БУМ! — улетает. Только мы ее и видели! Так?
Пожилой Нуччи закивал в ответ. Его морщинистое лицо склонялось над тарелкой с мясом.
— Нуччи, дружище, ты когда-нибудь бывал на Марсе?
— Нет.
— А летал ли ты на Ио, на Венеру, на Юпитер, на Меркурий? Нет, не летал. Это я знаю. Я тоже не летал. Разве это справедливо?
Нуччи засомневался, задумчиво посасывая свою ложку. Потер свой крупный розоватый пористый нос, пожал широкими плечами и задумчиво покачал головой.
Пьетро поспешно продолжил:
— Нет, это несправедливо.
Нуччи закивал уже увереннее — раз Пьетро так говорит. Ведь Пьетро окончил среднюю школу. Ему виднее.
— Посмотри на меня, — сказал Пьетро, — посмотри на меня, Нуччи.
Нуччи посмотрел в ответ и увидел перед собой его утонченное лицо с оливковым отливом кожи, полные добродушные губы и крепкие сверкающие зубы, и ниспадающие лоснящиеся волосы.
— Ну, посмотрел, — произнес Нуччи.
— Чем я, по-твоему, отличаюсь от субъекта по имени Джозеф Маком?
— Большого ученого по ракетам, что ли?
— Именно. Вот посмотри, Нуччи, в чем разница между мной и Макомом?
— Не знаю, — тихо сказал Нуччи.
— У меня два глаза. Ноги, уши, нос. И детей побольше, чем у него. Si?
— Si, Пьетро.
— Так в чем же разница, спрашивается?
— Пьетро, — сказал Нуччи. — Мне не хочется этого говорить, но ты ведешь себя неразумно. Действительно…
Пьетро замахал мозолистой рукой.
— Нет, нет, mia pabalo! Это я знаю. Но ведь мы оба трудимся. Так?
— Вы оба трудитесь, Пьетро.
— И оба выкладываемся до предела, si?
— Si, Пьетро.
— Так что, это неважно, сколько у него серого вещества — он работает не усердней меня, так ведь?
— Так, Пьетро. Вы оба вкалываете до упаду. Вы оба валитесь замертво от усталости. Но, Пьетро, он же окончил колледж.
— Нуччи, mia proveino, совсем не нужно оканчивать колледж, чтобы желать совершить нечто великое!
— Лично я не мечтаю ни о чем более великом, чем двенадцатичасовой сон.
— Нет, нет, Нуччи, это не то! Неужели ты и правда ни о чем не мечтаешь?
— Я мечтаю о Маргарите…
— О звездах, Нуччи! о звездах…
Но тут раздался пронзительный свист таймера, и вскоре Нуччи, Пьетро и Антонио с другими парнями отправились на работу в дневную смену.
— Пьетро, — сказал Нуччи. — Не пристало тебе мечтать о звездах. Думай только про своих bambini. Забудь про Макома. Он большой человек.
— Я тоже стану большим человеком, — сказал Пьетро. — Однажды я стартую в ракете.
— Однажды, — сказал Нуччи. — Однажды, Пьетро. Не сегодня.
Пьетро залез во внутренности тракторного двигателя и чинил его, проклиная на чем свет стоит всё, что он знал и понимал, но все равно не мог полюбить:
— Однажды, — зло процедил он сквозь зубы. — Однажды! Нет, не однажды, а сей же час!