Выбрать главу

Снаружи раздался чей-то голос:

— Эй, Дионетти, чем ты занимаешься с этим двигателем, починкой или любовью? Поторапливайся. Корабль отправляется на Марс через четыре недели!

***

Пьетро стало не по себе.

— Мне двадцать семь лет, и у меня восемь детей. И всю оставшуюся жизнь я должен заползать под брюхо раскаленной машины и мучиться с ней! О, Святой Михаил, поддержи мою усталую голову!

Извиваясь, он выполз из-под крана, огляделся на окружающий его знойный мир и сказал:

— Как, ну как же тут станешь великим человеком, черт возьми? — Он яростно сплюнул. — Что мне сделать, чтобы выбиться в большие люди?

Начальник сверлил глазами Пьетро.

— У тебя будут большие неприятности, если этот кран не заработает через десять секунд!

В ответ Пьетро просверлил глазами начальника.

— Какого черта я тут делаю! — вдруг вскричал он. — Я иду к мистеру Макому свершать великие дела!

И он отшвырнул разводной ключ и потопал прочь.

— Эй, Дионетти, а как же кран!

— Возьмите этот кран и…

Начальник рассмотрел это предложение и отклонил его…

— Какие у вас проблемы, мистер… мистер… гм, — Маком пытался вспомнить его имя.

Пьетро подсказал:

— Дионетти. Пьетро Дионетти. У меня восемь детей и жена. Я хочу повышения по службе.

Карие глаза Макома расширились, а губы скривились в полуулыбке.

— Что же такого вы совершили, мистер Дионетти, чтобы заслужить повышение?

— Я работаю руками. Я работаю сердцем. Может, моя голова бастует, но тело трудится, мистер Маком.

— Разумеется, разумеется, вы работаете, Дионетти, — важно кивнул Маком, моргая. — Как, впрочем, и все остальные, вам подобные. Работа и опять работа. Вот ваш удел. Нам всем приходится трудиться.

Пьетро вынул свой козырь:

— Но я не такой, как все, мистер Маком. Я — другой. Я вижу звезды.

На лице у Макома возникло удивление. А этот человек не так прост, как кажется.

— Что вы хотите этим сказать, Дионетти? — вежливо поинтересовался он. — Вы видите звезды?

Дионетти взглянул на потолок так, как будто на нем вращались и плавали все планеты мирового пространства.

— По ночам я смотрю на небо, как и все. Но не все видят то, что видит Дионетти. Это не просто звезды и луна, мистер Маком. Это куда больше, чем смотреть и видеть то, на что смотришь. Тут надо прочувствовать, мистер Маком, проникнуться. Вот чем я обладаю — чувством.

Маком откинулся на спинку кресла.

— Но это еще не основание для повышения по службе, не так ли, Дионетти? — участливо спросил он.

Пьетро изумился.

— Не основание, мистер Маком? Конечно, это и есть основание. Разве я не отличаюсь от остальных? Разве крепкое тело не отличается от других тел, если оно еще способно на большее, чем просто тело, если оно пытается думать и чувствовать больше, чем остальные? Разве не пора такому телу переместиться?

— Куда переместиться?

— Куда? — переспросил Дионетти.

Заминка. Затем вымазанная моторным маслом рука взлетает ракетой:

— Переместиться? Вверх. Ввысь!

Маком понимающе засмеялся. Встал и протянул руку.

— Мистер Дионетти…

— Да, сэр?

— Вы пойдете на повышение.

— Правда, мистер Маком?

— Определенно, мистер Дионетти. Вашу руку.

Пьетро был польщен тем, что мистер Маком уважает его настолько, что пожимает его замасленную руку, и вышел с сияющей улыбкой и большими надеждами.

***

Дионетти еще раз откусил от своего сэндвича с салями и запил глотком красного вина. Причмокнул губами и погладил себя по животу.

— Ah, Jesu-Guiseppe e’ Maria, — выдохнул он. — Как хорошо. Моя жена делает лучшие сэндвичи с салями после Муссолини.

— Как ты можешь есть, Пьетро? Как ты можешь есть, когда через тридцать минут, всего через тридцать минут тебе нужно уходить. Когда через тридцать минут тебя поглотит ракета и унесет на Марс?

— Нуччи, mia proveino, ты переживаешь больше, чем я.

— Что ты будешь делать на корабле? — полюбопытствовал Антонио.

— Что ты будешь делать на Марсе? — подхватил Филиппе.

— Сколько времени ты будешь отсутствовать? — не отставал от остальных Нуччи.

Пьетро покончил с сэндвичем и встал, чтобы вытереть руки о штаны. И тут только до него дошло, что на нем не засаленные джинсы, а перламутровые рейтузы и хорошо сидящий костюм с треугольным вырезом. Поэтому он вытер руки о штаны Нуччи, а Нуччи весь прямо засиял от такого знака внимания.