— Не хотите ли, господа, отведать этих яств? — обратился к ним кто-то.
— Что касается меня, то я предпочитаю есть дома, — ответил один. — Могу позволить себе бифштекс с яйцом, если захочу.
— Среди этих отбросов, несомненно, есть превосходные вещи, — заметил другой.
— А кого вы представляете, господа? — спросили у них.
— Мы реневаторы, — ответили они.
Среди присутствующих завязался громкий спор, кое-кто даже успел поссориться друг с другом, уточняя, является ли реневаторство политической партией или религиозной общиной. Так и не решив этого вопроса, компания обратилась непосредственно к вышеупомянутым господам.
Тогда один из них ответил:
— Мы те, кто ждет, когда все деликатесы превратятся в отбросы.
А другой добавил:
— Увезем их, чтобы не разводить мух.
Нашелся среди гостей и посетитель, который сетовал на скудость стола.
Как все истинные гурманы, он не был толст. Костюм плотно прилегал к его фигуре, он был сильно надушен, носил кольцо с огромным брильянтом, которое, хотелось думать, при близком рассмотрении не окажется стекляшкой. Его гладко причесанные голубовато-серые волосы и выражение лица говорили о том, что человек этот долго уже подвизается на ниве международных культурных связей.
Подойдя к столу, он опустил уголки рта, вытащил монокль, энергично вставил его в глаз и только тогда стал брезгливо рассматривать угощение. Покрутив голубя во все стороны, словно собираясь анатомировать птицу, он сказал:
— Жареные голуби, да-да-да. Доводилось видеть еду и получше.
С этими словами он жестом отверг голубей. Кто-то отпустил замечание, что, должно быть, господин большой привереда.
— Голуби — птица не поющая. Они воркуют. Они из куриной породы. Я полагаю, господа, вам всем известно, что поющая птица вкуснее. Мы, живущие на юге, едим только поющую птицу.
— Должно быть, не все на юге едят поющих птиц, — вставил кто-то из присутствующих.
— Не все? Кто же это не ест поющих птиц на юге? — переспросил гурман. — Спросите у кардиналов. Мне нет дела до того, что провинциальные епископы из захолустья на севере едят кур. «Только жареные голуби» — так принято говорить у нас на юге.
— А что это значит?
Обладатель монокля ответил:
— Тысячи миллионов поющих итиц летают над страной весной и осенью, весной они улетают в страны обетованные, осенью возвращаются. Их гонит и влечет любовь и вера, поэтому они поют, поэтому их мясо такого прекрасного вкуса. Мы ловим их силками. Нанизываем живыми на вертела, по двадцати штук на каждый. Над огнем они растопыривают лапки и выпирают грудки. Жарить их нужно на умеренном огне. Сначала обгорают перья, а потом постепенно прожаривается мясо. Какой запах, господа!
Затем, предаваясь воспоминаниям об этих восхитительных минутах, он закрыл глаза, сложил кончики пальцев, приложил к губам и причмокнул.
Не прошло и много времени, как большая часть собравшейся публики осовела, у них, как у знакомых уже нам бедолаг, появились пробки в ушах, и они почти ослепли, причем, ослепшие и оглохшие оказались в привилегированном положении.
Особы с зычными голосами, задававшие тон разговору, давно уже оставили попытки расслышать, что говорит собеседник, большинство гостей перестали задавать друг другу вопросы. А присутствующие здесь несколько исландцев вообще утеряли дар речи и только протяжно тянули одну гласную «а-а-а», да с такой силой, что того и гляди обрушится этот огромный международный отель. Полиция быстро справилась с буянами. Их тут же выставили прочь.
Я заметил, что некоторые уже сердечно прощаются с метрдотелем, одетым в пиджачную пару, я тоже последовал их примеру, но при этом попросил его оказать мне любезность и представить хозяину.
Метрдотель спросил:
— Для чего он вам? чего-нибудь недополучили?
— Боже упаси, все в полном порядке. Я только считаю неловким не поздороваться с ним и теперь, уходя, не сказать «до свидания». Я считаю своим долгом поблагодарить хозяина, так, во всяком случае, меня учили.
— Уверяю вас, — сказал метрдотель, — хозяин обойдется и без вашей благодарности.
— Я с удовольствием засвидетельствую ему свое почтение и скажу, как прекрасно удался этот праздник, — настаивал я.
— Боюсь, что хозяин сейчас занят, у него срочное дело. Он как раз собрался гладить мои воскресные брюки. Ну, если вы придаете такое значение…
Он окликнул посыльного мальчика в униформе, велел ему захватить мою шляпу и показать дорогу.
— Куда? — спросил мальчик.
— В покои «люкс», — ответил метрдотель.
Юноша провел меня через какую-то боковую дверь, мы миновали банкетные залы и пошли по длинному коридору-лабиринту.