Не было случая, чтобы воспитатель, прилежный рыбак-крестьянин, не нашел ранним воскресным утром времени и не задал нам хорошей взбучки авансом на целую неделю. Никого в жизни я так не любил и не почитал, как его, с его густой, лохматой бородой. Для нас, ребятишек, он был самим господом богом в образе человеческом. Да, великие то были времена. Боюсь, не вернется больше то время…
Хромой старик Тур
Мы все хорошо знаем хромого старика Тура еще с тех времен, когда он работал в гавани, а потом на городских общественных работах. Здесь, в пригороде Рейкьявика, он живет давно. Его можно часто видеть на собраниях чернорабочих порта. Он обычно держится в стороне, сидит спокойно, взяв в руки табакерку, небритый, с бородой, к которой, вероятно, давно не прикасалась бритва.
У Тура приятное, кроткое лицо; по всему его облику видно, что этому человеку трудно сидеть без дела, сложа руки. И верно, Тур не привык к безделью. Он родился и вырос в Эстерланде и не брезговал никакой работой ни на море, ни на суше. Между прочим, занимался он и сельским хозяйством, у него был клочок земли. Десять лет он трудился на нем. Но это особая история, и я расскажу ее как-нибудь позже. Многие, правда, осуждают людей, покидающих хозяйство, но я не собираюсь упрекать старика Тура. Кто знает, может быть, у него были веские основания.
Старика прозвали Хромой Тур потому, что он и вправду прихрамывал на одну ногу. С ним однажды приключилось несчастье, — насколько мне помнится, он свалился в пароходный трюм и с тех пор стал хромым. Но этот недостаток не был ему большой помехой. Беда его была вовсе не в том. Старик, хотя и часто посещал профсоюзные собрания, внимательно прислушиваясь к тому, что там происходит, толком, однако, не понимал учения Маркса и Ленина о том, что рабочим необходимо взять власть в свои руки, уничтожить капитализм и создать собственное государство, в котором они будут пользоваться благами своего труда. Мне кажется, Тур не верил и половине того, что говорили лидеры профсоюзного движения, и не высказывал половины того, во что верил сам. Подчас я невольно задавал себе вопрос, в чем источник его силы, что закаляет его веру, питает его надежды и поддерживает его юмор?
Как я уже сказал, Тур много лет жил на окраине города. Он поселился на чердаке старого дома с женой и двумя сыновьями. Вскоре жена умерла, а что стало с его сыновьями, я толком не знаю. Сомневаюсь, знает ли это сам старик. Единственная дочь Тура рышла замуж за здешнего рыбака и жила в городе. Как-то старик мне сказал, что у него трое внуков, он долго их расхваливал. Судя по всему, это очень хорошие дети. Я часто навещал одинокого Тура. Он сам готовил себе пищу на примусе, иногда угощал меня кофе, и мы болтали с ним о житье-бытье, об Эстерланде, о том, как шли дела в его родном округе, как вел он свое хозяйство, почему забросил его. Впрочем, я уже говорил, это особая история.
Иногда я заводил разговор о рабочем движении, о борьбе, которую должны вести рабочие, чтобы взять власть в свои руки, построить свое государство, как учили Маркс и Ленин. Но мне редко доводилось встречать человека более миролюбивого, чем Тур. Никогда в жизни он ни с кем не ссорился, никогда не принимал участия ни в какой борьбе, кроме единственной извечной борьбы за существование, которую, как известно, приходится вести народу, потому что всем нам за труд платят гроши. Поссориться с кем-нибудь даже из-за жалованья — нет, старый Тур не мог даже подумать об этом. Нужно действовать с осторожностью, спокойно, говорил он. Да-а, Хромой Тур был добродушнейший человек, такого, пожалуй, редко встретишь.
— Вот только большевики нам все портят, — говорил он. — Своей дерзостью они ожесточают капиталистов. Если хочешь чего-нибудь добиться, действуй осторожно. Что и говорить, большевики — смутьяны, они хотят командовать всем, потому и сеют зло повсюду.
— Тем не менее они управляют громадной территорией — от Балтийского моря до Тихого океана, — заметил я.
— Что-о?
— Нигде на этом пространстве нет собственности, нет капитализма. Там создано государство рабочих и крестьян.
— Я ничего об этом не знаю, меня мало трогает, что происходит там, за границей. А вот здесь, насколько мне известно, большевики не упускают случая, чтобы натравить на нас капиталистов. Послушать только их жалобы, нарекания и требования! Разве нормальный человек может отнестись к ним серьезно? И это вместо того, чтобы быть тише воды и ниже травы. Что и говорить, позорят они рабочих!