Я заметил, что кое-кто уже сердечно прощается с облаченным в пиджачную пару метрдотелем, и тоже последовал их примеру, заодно попросив его оказать мне любезность и представить хозяину.
— Зачем он вам? Вы что-нибудь недополучили? — спросил метрдотель.
— Боже упаси, все в полном порядке. Только, по-моему, неловко не поздороваться с ним и теперь, уходя, не сказать «до свидания». Я считаю своим долгом поблагодарить хозяина, так, во всяком случае, меня учили.
— Уверяю вас, — сказал метрдотель, — хозяин вполне обойдется без вашей благодарности.
— Я с удовольствием засвидетельствую ему свое почтение и скажу, как прекрасно удался этот праздник, — настаивал я.
— Боюсь, хозяин сейчас занят, у него срочное дело. Он как раз собрался гладить мои воскресные брюки. Но раз уж это для вас так важно… — Он кликнул посыльного, велел ему захватить мою шляпу и показать дорогу.
— Куда? — спросил парень.
— В «люкс», — ответил метрдотель.
Через боковую дверь юноша вывел меня из банкетного зала, и мы зашагали по длинному коридору-лабиринту.
Очевидно, этим замечательным отелем управляла предприимчивая и энергичная рука: здесь было продумано и учтено все, вплоть до того, что и главы государств путешествуют и что короли также нуждаются в сне. Огромная, дорогой работы золотая корона светилась над белой двустворчатой дверью. Посыльный ввел меня в королевские апартаменты, взял у меня шляпу и собственноручно повесил ее на крюк, поскольку слуг поблизости не оказалось. Затем он прошел в гостиную доложить обо мне, тотчас вернулся, сообщил, что я могу войти, и, поблагодарив за чаевые, исчез. Я постучал в дверь. Изнутри донесся слабый, как бы озабоченный голос:
— Войдите.
В гостиной, где я очутился, незаметно было той пышности, которая подобает знатным гостям отеля: кроме стульев а-ля Людовик XV, стоявших у стен, все было вынесено. На полу — два потрепанных дорожных чемодана, с которых совсем недавно вытерли мокрой тряпкой пыль. Замки поржавели и, видимо, были не очень надежны, так как один из чемоданов перевязали веревкой. Пожилая женщина в платье из черной тафты сидела на одном из стульев и держала ноги в тазу с водой. Посреди огромной комнаты — гладильная доска, над которой склонился мужчина, разглаживая чугунным утюгом брюки. Всюду на белых, украшенных вензелями и позолотой стульях были разложены брюки, масса брюк. Мужчина был небольшого роста, щуплый, уже в летах, бледный, глаза черные, с покрасневшими веками. Волосы, сохранившиеся возле ушей, были черны, как и реденькие усы.
Я поздоровался.
— Добрый день, — ответил гладильщик, целиком поглощенный своей работой, но все же довольно приветливо. — Пожалуйста, садитесь. Чем могу быть вам полезен?
— Я… разыскиваю знатного хозяина. Это вы?
— Я привожу в порядок брюки для людей, — произнес старик, застенчиво улыбаясь, и спросил: — Может, и вам погладить?
— Это вы тот, кто…
— Сегодня мне исполнилось семьдесят. — Гладильщик сбрызнул брюки водой, под горячим утюгом зашипело, пошел пар.
— Простите, это ваша супруга? — спросил я.
— Что ж, все имеет свое название… — сказала женщина. — Вы уж извините, у меня совсем плохо с ногами.
— Я хочу поблагодарить вас… — начал я. — Мне никогда прежде не доводилось присутствовать на таком банкете и вряд ли доведется в будущем.
— Бог милостив, — сказала женщина.
— Я пригласил всех по телефонному справочнику, — сказал гладильщик.
— Могу я спросить, откуда родом столь великодушный человек?
— Deroppefra, — ответил мужчина по-датски, без тени тщеславия, и снова погрузился в работу.
Это типично датское выражение весьма любопытно. Оно может соответствовать и английскому «from up there»,[2] но самое примечательное, что это датское выражение еще означает: «Из Исландии».
— И как же вы себя чувствуете в этих роскошных покоях?
— Да как вам сказать, — ответил мужчина без тени удивления. — Это апартаменты для главы государства. Слышишь, жена? Я тут ни при чем. Пусть бюро путешествий отвечает. Я надеюсь, мы тут никому не помешали.
— Главы государств тоже люди, — сказала женщина. — Все мы здесь люди, все живые, кроме моих ног, только они омертвели. Некоторые говорят, что мир — сплошной обман.
— А вы что скажете? — спросил я, обернувшись к мужчине. — Как, по-вашему, господин портной, мир — обман или реальность?
— Я не портной, — поправил мужчина, — я просто глажу брюки. Дело в другом: удивительно, что трава после лета ни на что не пригодна. И тем не менее тот, кому приходилось весной удобрять выгон да еще дышать запахом ворвани, когда на берегу топят китовый жир, — тот не скажет, что наш мир — обман.