Графиня Толстая в сопровождении Глаши, которая показывала дорогу, скрылась за дверью. Тем временем лакеи внесли кофе и ликеры.
Варенька Мезенцева страдала. Ей ужас как любопытно было узнать, что у нее впереди, но у Александра сделалось такое каменное лицо, когда она заговорила об этом, что девушка даже не осмелилась подать голос, когда обсуждали, кто и в каком порядке пойдет к Беренделли. Через пару минут к ней приблизилась хозяйка дома.
— Дорогая, а вы? Разве вы не хотите знать, что вас ждет?
Варенька покачала головой. Она храбрилась, но на душе у нее было скверно.
— А вы, Александр Михайлович?
— Благодарю покорно, — барон ответил таким тоном, что Анна Владимировна поняла: настаивать бесполезно. Она лишь ободряюще улыбнулась Вареньке и отошла.
Павел Петрович обсуждал с Иваном Андреевичем какие-то тонкости службы в их ведомстве. До Вареньки то и дело доносились слова: «столоначальник», «беспрепятственно», «секретные бумаги», и ей сделалось скучно. Композитор за роялем тихо наигрывал какую-то прелестную мелодию. Он поймал взгляд Вареньки и улыбнулся.
— Как хорошо вы играете! — искренне воскликнула девушка.
Ее невинное замечание, очевидно, переполнило чашу терпения барона Корфа. Впрочем, возможно также, что Александр попросту не любил музыки. Так или иначе, он поднялся с места, пересек комнату и, скрестив руки на груди, остановился рядом с диваном, на котором сидела Амалия. Евдокия Сергеевна хищно распрямилась, почуяв назревающий скандал. Анна Владимировна и Павел Петрович обменялись растерянными взглядами, однако баронесса Корф и бровью не повела.
— Кажется, вы не представили меня вашему спутнику, — холодно произнес барон, глядя на нее сверху вниз.
Спутник Амалии бросил на барона рассеянный взгляд и сунул руку под сюртук. Носком туфли баронесса тотчас же стукнула Билли по ноге, и «кузен» сделал вид, будто ничего не случилось.
— Alexandre, ce n’est pas poli,[13] — спокойно уронила Амалия.
— Что именно?
Амалия выразительно повела бровями, указывая на Вареньку.
— Ваша невеста может не так вас понять.
— Уверяю вас, она поймет меня именно так, как надо, — отрезал Александр. — Ну и кто же он, господин, который ест салат большой вилкой? — И он с задором покосился на Билли. — К тому же, сколько мне помнится, среди ваших родственников прежде не водилось американцев.
— А вы уверены, что знаете всех моих родственников? — вскинула брови Амалия. — И может быть, вам сначала лучше разобраться со своими?
Доктор беспокойно шевельнулся. Судя по всему, в словах баронессы содержался какой-то намек, причем достаточно обидный. Во всяком случае, скулы барона окрасились кирпичным румянцем.
— Сударыня, я запрещаю вам… — прошипел Александр.
Но тут — надо признаться, весьма вовремя — подоспела Анна Владимировна и увлекла жаждущего схватки барона пить кофе. Самый, самый наилучший кофе, какой только есть в Петербурге, уверяла хозяйка дома, такой, что господин барон не сможет отказаться, тем более что она сама, своими руками нальет ему чашечку. Она, кстати, так рада видеть его у себя в гостях!
— Скандала не получилось, — вздохнул Константин Сергеевич в другом углу гостиной. — А жаль!
— Подожди, все еще впереди, — рассеянно откликнулся его брат и взглянул на часы.
Но тут растворились двери, и вошла Елена Николаевна Толстая. Все сразу же заметили, что лицо ее мрачно. «Интересно, что ж ей наговорил Беренделли?» — подумала изнывающая от любопытства Евдокия Сергеевна.
— Госпожа графиня… — Павел Петрович был уже возле Толстой.
Та повела плечами, сухо улыбнулась и сквозь зубы обронила:
— Не так уж он и хорош, ваш хиромант.
«Значит, композитор ее бросит», — тотчас же повеселела тайная советница. И в сопровождении Глаши направилась к маэстро — пытать свою судьбу.
Глава 7
Один из нас
Пока Беренделли по просьбе Евдокии Сергеевны приоткрывал для нее завесу будущего, в большой гостиной Варенька подошла к хозяйке. Она была не на шутку обижена поведением жениха и решила, что настало время действовать.
— Анна Владимировна… Можно, я пойду сейчас? Ну пожалуйста…
— Да, дорогая, конечно, — улыбнулась Верховская.
Евдокия Сергеевна явилась через несколько минут, и вид у нее был не то чтобы растерянный, но явно озадаченный. Однако она вскоре преодолела свое смущение и стала усиленно обмахиваться большим французским веером.
Итак, следующей к знаменитому хироманту отправилась Варенька. Ей, очевидно, повезло с судьбой куда больше, потому что она вся сияла, когда выпорхнула из малой гостиной.
— А вы, сударыня? — спросила Анна Владимировна баронессу Корф. — Вы по-прежнему не хотите посоветоваться с господином Беренделли?
Но Амалия только покачала головой.
— Тогда я, пожалуй, пойду, — с извиняющейся улыбкой произнесла хозяйка дома и скрылась за дверью.
«Интересно, о чем она будет спрашивать хироманта? — подумала Амалия. — Ей лет сорок, не меньше, у нее внимательный, заботливый муж, или, по крайней мере, кажется таковым; у нее взрослый сын, наивный молодой человек, который считает себя умнее многих, но это пройдет, как только он столкнется с настоящей жизнью… Что именно в будущем может интересовать женщину? Ведь ясно же, что ее существование — такое же, как жизнь сотен тысяч других людей — не плохое, но и не очень уж хорошее. Просто она никогда не разведется, никогда не станет эмансипэ,[14] не поедет на Северный полюс, не напишет захватывающий роман, не поступит в особую службу и не покинет ту службу, громко хлопнув дверью, как некоторые… — Амалия поморщилась, отметив, что мысли ее явно потекли куда-то не туда. — Или она просто хочет услышать от Беренделли, что в ее жизни не произойдет никаких бедствий, что она проживет еще столько же, сколько до сего дня, и умрет в своей постели, окруженная внуками и правнуками? А я? Как бы хотела умереть я? Во всяком случае, не от чахотки — отвратительная, выматывающая болезнь, вечная слабость, лихорадка, кровь горлом… Между прочим, здешний климат — не для меня, у меня и так уже и врач сказал… сказал… Но все обошлось. Пока обошлось, но я больше не хочу подобных треволнений… Я просто хочу видеть, как вырастут мои дети, а весь мир подождет. Надо уметь выбирать. Пусть у меня будет простая жизнь, да, простая жизнь без всяких приключений. Никаких расследований, убийств, невыполнимых поручений. Я устала. Хочу читать книги, гулять в красивых парках, общаться с умными людьми и баловать детей. Что бы ни случилось в их жизни дальше, пусть у них будет хотя бы воспоминание о счастливом детстве, о той поре, когда их любили и баловали… Потому что во взрослой жизни никто никого не любит и, по большому счету, никому никого не жаль. — Она перехватила взгляд Вареньки, которая победно смотрела на нее, постукивая носком туфельки по полу, и мысли баронессы приняли другое направление: — Наверняка родня Александра в восторге от его новой невесты. И, конечно, Беренделли предсказал ей, что она будет совершенно счастлива в браке. Очень опрометчивое предсказание, особенно если учесть натуру господина Корфа. И я сильно сомневаюсь, что девушке удастся его переделать».
Вот уже и Анна Владимировна вернулась от хироманта, теперь в малую гостиную потянулись мужчины. Первым вызвался идти представительный Константин Сергеевич, и Билли проводил его неприязненным взглядом. Судя по всему, молодой человек терпеть не мог адвокатов, которые чем-то ему сильно насолили.
— Интересно, он будет расспрашивать итальянца про каждое свое будущее дело? — спросил вслух Билли. — А то мне придется ждать своей очереди до утра.
— Я думаю, маэстро объяснит ему, что все в подробностях увидеть невозможно, — отозвалась Амалия с улыбкой. — Он просто скажет, что Константин Сергеевич часть дел выиграет, а часть дел проиграет, что, конечно, будет соответствовать истине, потому что ни один человек еще не выигрывал всего.