«Самостоянье — самостоятельность, самобытие — бытие личности…»
Что же касается её рекомендаций поэту — побольше бы «старинных слёз» и нарастания «боли», — то ведь и здесь Ю. Кузнецов никогда не лукавил:
Но услышать он — хочет, иначе бы не вытаскивал и не спрашивал, и если услышит, то — только сам. Услышит, а не просто прочтёт у А. С. Пушкина.
Это как раз то, чего требует от поэта и сама Т. Глушкова, — «одиночная, личная, безусловная ответственность поэта за своё слово».
Ю. Кузнецов, если ему, конечно, «хватит судьбы», наполнит пушкинскую «телегу жизни», но только своими слезами, а не заимствованными у русской классики.
Павел Горелов
(Из статьи «Совесть поэзии и совесть поэта», журнал «Дон», 1988, № 9).
Горелов Павел Геннадьевич (р. 1955) — критик и тележурналист. В горбачёвскую перестройку он прославился тем, что в пух и прах разнёс творчество сразу двух нобелевских лауреатов — Иосифа Бродского и Бориса Пастернака. В начале 90-х годов критик стал лицом московского телеканала и почти два десятилетия всячески прославлял столичного мэра Юрия Лужкова, при котором коррупция в Москве стала просто запредельной.
Юрий Кузнецов в своих эпатирующих публику низвержениях прежней литературы — от Пушкина до Константина Симонова — не обошёл и Ахматову. Каких только кощунственных слов не сыскал он для «Реквиема», впервые опубликованного через двадцать лет после смерти поэта, да и для самой Анны Андреевны.
Поэль Карп
(«Книжное обозрение», 1988, 26 февраля).
Карп Поэль Меерович (р. 1925) — специалист по балету. В 1949 году он окончил истфак ЛГУ. В горбачёвскую перестройку критик с яростью занялся обличением писателей-почвенников.
Отдельно следовало бы говорить о Юрии Кузнецове. В поэзии последнего десятилетия он сыграл очень заметную роль, в том числе и в «возвращении перспективы». Он одним из первых — если не первый — обнаружил, что этика «детей пятьдесят шестого», казалось бы, всеобъемлющая и устойчивая, «гнётся и скрипит в сегодняшнем мире. Он первым нащупал „обратную перспективу“ нравственных оценок сегодняшнего дня. Одним из первых решительно обратился к этико-эстетическим нормам бесписьменной национальной культуры. Но если сегодня по городам и весям страны сотни молодых пишут „по-кузнецовски“, то тут не просто подражательство: в воздухе времени, в характере идущего дня, в психологии нашей меняющейся есть что-то такое, что первым выразил Кузнецов.
Но говорить о нём только вот это — значит кривить душой. Опыт Кузнецова говорит и о другом. Вспомните стихотворение, с которого начинался поэт, „Атомная сказка“. Как очевидно только теперь, это — попытка автопортрета (у Кузнецова вообще автопортретов больше, чем у других поэтов). Именно с этого начинался у Кузнецова период „вивисекции“ нравственности. С этикой поэт обходился прямо по-базаровски. Правда, на лице его лирического героя, как выяснилось со временем, играла не „улыбка“, а „мука познанья“, но играла ведь, и что принципиально — именно на лице „лирического героя“. Эта фигура для поэтики Кузнецова первостепенна: зазор между автором и „образом автора“ у него столь же непреодолим, как у „детей пятьдесят шестого“.
Признаться, поражают перепады поэтической натуры. Поражает несоответствие масштаба сделанного, масштаба таланта (Кузнецов — один из немногих, пожалуй, нынешних поэтов — мог бы по складу дарования вырасти в тип „властителя дум“, то есть взять на себя от века русскую роль поэта), — так вот, поражает несоответствие этого с натужливым „поэтством“, со всё ещё сохраняющимися в творчестве темами самоутверждения (по бальмонтовско-северянинско-вознесенскому типу) и отчуждения „поэта“ от „других“… Мне кажется, что единственное препятствие, всерьёз стоящее на пути Юрия Кузнецова, — это „образ Кузнецова“, лирический герой». И путь этого поэта ещё непредсказуемо далёк. Что возобладает: явно бесценное для поэта и далеко не чуждое ему народное нравственно-художественное начало (то есть именно «возвращение перспективы» в самом плодотворном смысле) или столь же явная печать индивидуализма, нравственного вивисекторства, ячности (как выражались в XVIII веке), — покажет время.
Юрий Кашук
(«Вопросы литературы», 1988, № 6).