Да что Блок, впрочем, когда в кузнецовских стихах и сам Пушкин неизменно возникает в каком-то сомнительном, обидном контексте, когда в собеседники себе новоявленный гений берёт исключительно Гомера, Софокла, мрачного Данта, когда, принимаясь за сочинение комической поэмы, он находит возможным конкурировать только с Рабле — никак не меньше!..
Всем достаётся, ибо всем уготована участь «черни», недостойной даже развязать ремешки на сандалиях Поэта, шествующего своим — неведомым — путём.
И учителям, готовившим Кузнецова к творческому парению в надмирных высях: «Такова была участь всех моих наставников: они меня не понимали».
Сергей Чупринин
(Из книги критика «Крупным планом», М., 1983).
Юрий Кузнецов?
Инфернальный, безнравственный и пр. — пошли в мозгу привычные слова.
Не такой уж он безнравственный, а просто немного тоже позирует, хотя и талантливо, — хочется сказать спокойную фразу.
Владимир Гусев
(Из статьи «Видеть солнце», напечатанной в альманахе «День поэзии» за 1984 год).
Гусев Владимир Иванович (р. 1937) — критик. Одно время его воспринимали как человека, способного сформировать новую идеологию, которая бы устраивала как «левый», так и «правый» лагерь. Не зря в 1990 году он был избран руководителем Московской писательской организации. Но с годами Гусев свой талант растратил на суету. Большого мыслителя из него не получилось. Хорошего литературного менеджера из него тоже не получилось. При нём в Московскую писательскую организацию людей стали принимать за очень большие деньги. За деньги начали вручать и литературные премии. На эту тему в конце 2011 года по телеканалу «Россия» был показан разоблачительный фильм Бориса Соболева.
В 2012 году под руководством Гусева в Литинституте по творчеству Кузнецова защитил очень слабенькую кандидатскую диссертацию посредственный стихотворец Иван Голубничий.
Здравствуйте Юра! Ваш «День поэзии» не так уже плох, как докладывает Друнина. Обидчивость, недостойная поэта. Он скорее даже лучше других, ибо определённее и идёт в русле А. К. Толстого, что само по себе ново.
Замечателен Ваш «Поединок». Так теперь мало кто пишет. Он и определяет весь сборник.
А вообще уходите от этого, удалитесь и пишите стихи. Вы — сильнейший поэт, воплощающий идеи и подспудные течения времени. Этого достаточно.
Читаю многое, но почти всё проскальзывает. А Вы существенны.
Будьте здоровы.
Ваш
Д. Самойлов
9.02.84
(Письмо Давида Самойлова Юрию Кузнецову).
Куняев — это литературный ширпотреб, а Кузнецов в последнее время впал в дикую мистику.
Владимир Солодин
(Из бесед цензора с комсомольскими редакторами; декабрь 1984 года).
Солодин Владимир Алексеевич — начальник одного из управлений Главлита. В перестройку он контролировал в своём ведомстве художественную литературу. При Ельцине этот чиновник отвечал за информационное освещение событий на Кавказе (в частности, организовал информационную блокаду по освещению осетино-ингушского конфликта).
…Меня поразило несоответствие между великой болью народной и его [Кузнецова. — Ред.] в большинстве своём мелкими, эпатажными стихами. Его смешное, взятое напрокат у И. Северянина «суперменство»: «Звать меня Кузнецов. Я один. Остальные обман и подделка». Его совсем не смешная жестокость. Вот стихотворение «Седьмой» — семеро насилуют под мостом родную мать… Какова позиция автора? — а никакая! Сначала поэт пил «из черепа отца», теперь осквернил и образ матери — порочный круг замкнулся.
Юлия Друнина
(«Книжное обозрение», 1986, 11 июля).
Друнина Юлия Владимировна (1924–1991) — поэт. В 1944 году она написала четверостишие: «Я только раз видала рукопашный,/ Раз — наяву и сотни раз — во сне. / Кто говорит, что на войне не страшно, / Тот ничего не знает о войне», которые вошли во все антологии военной поэзии. Однако творчество Юрия Кузнецова ей изначально было чуждо. Не случайно в середине 80-х годов Друнина стала самым яростным критиком этого поэта (перед этим она в главной газете страны — «Правде» в пух и прах разнесла альманах «День поэзии. 1983», главным редактором которого был её нелюбимый стихотворец Юрий Кузнецов; Друнина припомнила в «правдинской» статье сильно задевшее её высказывание Кузнецова о том, что в поэзии для прекрасного пола «существует только три пути: рукоделие (тип Ахматовой), истерия (тип Цветаевой) и подражание (общий безликий тип)».
Самого Ю. Кузнецова критики заморочили настолько, что он вообразил себя оппонентом Пушкина и в некоем подобии манифеста заявил, будто русская поэзия соблазнена пушкинской ясностью, предметностью (приводится длинный список «соблазнённых» — от Ф. Тютчева до С. Есенина) и ей срочно необходимо сворачивать с ложного пути и следовать в фарватере самого Ю. Кузнецова.
Прошло несколько лет, и сейчас даже горячие приверженцы поэта признают, что последний сборник «Ни рано, ни поздно» (М., «Молодая гвардия», 1985) неудачен. Кстати, в недавней рецензии на сборник Ст. Рассадин по существу повторил прежние упрёки. Но показательно, что теперь, когда ажиотаж спал, они были восприняты как нечто само собой разумеющееся. Показательно и само повторение упрёков — все эти годы Ю. Кузнецов эксплуатировал прежние приёмы. Вот, пожалуйста, типично кузнецовское начало:
Но, видимо, сознание читателя привыкло к сильным дозам эпатажа, и теперь подобные строки особых дискуссий не вызывают. Во всяком случае, обсуждение книги Ю. Кузнецова с двух точек зрения, устроенное «Литературной газетой», прошло на редкость спокойно, едва ли не вяло. Сейчас только С. Чупринин, не успевший высказаться в тех отшумевших дискуссиях, нападает на поэта с яростью, непонятной, если исходить из чисто литературных соображений.
Не буду гадать, что случилось бы, не распыли критика поэзию Ю. Кузнецова в ярких фейерверках газетных дискуссий. Но такие сильные стихотворения, как «Новое небо», «Тень Низами», «Неразрываемое кольцо» и даже эпатажная «Сказка гвоздя», опубликованные в последнем сборнике, заставляют думать, что их автор заслуживал более внимательного (и взыскательного!) отношения со стороны профессиональных ценителей и организаторов литературы.
Александр Казинцев
(Из статьи критика «Простые истины», журнал «Наш современник», 1986, № 10).
Казинцев Александр Иванович (р. 1953) — критик. Он начинал как поэт и в 1970-е годы входил в группу «Московское время». Но потом близкие привели его к Юрию Селезнёву в журнал «Наш современник». Поэзия осталась в прошлом. Он начал заниматься критикой и, наверное, со временем мог бы превратиться в идеолога «неопочвенников». Однако после развала Советского Союза Казинцев избрал другой путь — заурядного публициста, изредка покусывающего власть.
Словом, Кузнецов стал фигурой одиозно-приметной, что, с моей точки зрения, уже некая заслуга любого поэта, ибо возмутители спокойствия полезны всегда, и я, скажем, категорически несогласный со статьёй [поэта. — Ред.] о Пушкине, факт её публикации считаю явлением нормальной литературной жизни.