Виталий Амаршан. Судьба поэта
Для меня воспоминание равносильно страданию, и даже чем счастливее воспоминание, тем более от того и мучаешься… В то же время, несмотря на все утраты, я люблю жизнь горячо, люблю жизнь для жизни…
Я рано стал писать и долго писал просто так, не задумываясь, что это такое, и не заметил, когда стихи стали для меня всем: и матерью, и отцом, и родиной, и войной, и другом, и подругой, и светом, и тьмой.
Свои воспоминания о любимом мной товарище и духовном собрате — Юрии Кузнецове хочу предварить его же стихотворением, которое называется «Память»:
Сколько лет кануло с тех пор, а это «обмороженная память» никак не отходит, наоборот, боль от неё всё больше усиливается, возможно, и не прекратится никогда, покуда на этой грешной земле будут продолжаться междоусобицы, кровавые войны…
Юрий Кузнецов и я были ровесниками, мы оба 1941 года рождения. Я вырос в горном селении Абхазии, а он родился недалеко от наших краёв — на Кубани, вырос в городе Краснодаре. Что такое безотцовщина, мы знали не понаслышке, а были оба настоящими сиротами широкой, огромной страны, которая называлась Советским Союзом. Помимо того, что биографии наши были во многом схожи, мы с Юрой оказались и удивительно родственными духовно. Это ощущалось с первого же дня нашего знакомства, которое состоялось в далёком 1966 году, после поступления в Литературный институт им. Горького при Союзе писателей СССР. По характеру Юрий был немногословен, пожалуй, даже слишком замкнутым, но это было в его поэтической натуре; он всё время напряжённо мыслил. Я это понял и оценил сразу, потому что сам был таким же «молчуном»…
Удивительно и то, что в вузе, куда мы поступили, оба оказались в одном и том же творческом семинаре (Юра чуть позже, со второго курса), в отделении поэзии, руководителем которого стал великий эрудит, человек высочайшей культуры и образованности, замечательный поэт, критик и крупный общественный деятель Сергей Сергеевич Наровчатов. Фронтовик прошедших двух войн, с огромным жизненным опытом. Мы — дети предвоенной и военной поры, когда каждый в своём уголке Отечества переживал по-своему (как сказано в стихотворении Ю. Кузнецова) за своих овдовевших матерей, а он, Сергей Сергеевич, с оружием в руках защищал наше будущее, нашу судьбу. И теперь вот жизнь сложилась таким образом, что он стал и учителем нашим по поэтическому мастерству. Это было очень символично. Мы оба — Юрий и я — были весьма счастливы такой удачей. Я лично со своей стороны вдвойне был и остаюсь счастлив тем, что на своём жизненном и творческом пути встретился и сдружился с такими выдающимися личностями России, как Сергей Сергеевич Наровчатов и Юрий Поликарпович Кузнецов.
Продолжая свои краткие воспоминания, не ради бахвальства скажу, что в нашем творческом семинаре я, молодой абхазский поэт, и молодой русский поэт Юрий Кузнецов — были любимыми учениками своего учителя. Так получилось само собой, совершенно естественно. В творчестве Юрия Кузнецова Сергей Сергеевич Наровчатов прежде всего высоко ценил его самобытность, незаурядное дарование, серьёзное отношение вообще к творчеству, к слову. То же самое ценил и во мне. Учитель говорил нам, что мы оба видим мир в своём первозданном виде, свежо и оригинально, что это редкое явление в наше сложное и запутанное время. Эти его слова я запомнил навсегда. С его напутственным словом впервые наши стихи (мои в переводе хабаровского поэта Михаила Асламова) в совместной подборке были опубликованы в центральной прессе — на страницах газеты «Известия», под общим заголовком: «А мне прожить бы горною рекою». (Строфа взята из моего стихотворения «Река».)
Обсуждения стихов каждого из студентов-поэтов, участников семинаров Наровчатова, проходили в институте почти еженедельно. При разборке стихов Юрия Кузнецова всегда было очень оживлённо, иногда даже слишком остро, некоторые наши товарищи по перу почему-то очень активно старались предвзято критиковать, всячески уменьшить достоинство его стихов. Мне кажется, что это происходило от молодости, а может быть, и от какой-то зависти, недопонимания. Меня тогда очень удивляло поведение этих ребят, потому что мне, абхазу из далёкого горного села, мало знакомому со всеми нюансами русского языка, были понятны прочувствованные, задушевные, глубоко содержательные стихи Юрия Кузнецова, а не то что им, русским по национальности, большинство которых выросло в глубинках России. Поэтому иногда приходилось мне выступать в роли «адвоката» стихов Кузнецова, да ему тоже нередко приходилось защищать меня самого от «нападок», ибо никто из однокурсников так, как он, не понимал моих стихов. До сих пор удивляюсь тому, как, вовсе не зная абхазского языка, по каким-то подстрочникам, по какому-то наитию удалось Юрию Кузнецову и Сергею Сергеевичу Наровчатову дать точное определение моему только-только зарождавшемуся творчеству и предсказать его будущее. Вот напутственные слова учителя, которые сопровождают меня всю жизнь, приведу вкратце: «Виталий Амаршан принадлежит к тем молодым людям, которые, находясь у истоков потока, думают об его устье. Лейтмотивом его стихов стала высокая тревога о жизненных путях и целях художника. Назначение творчества он видит в его слиянности с чаяниями и свершениями народа. Иной путь приводит к творческому бесплодию, к потере самого себя. Стихи „Судьба“ и „Река“ — точно выражают оба эти противоречия». (Позже Юрий Кузнецов переведёт стихотворение «Судьба» на русский язык.)
«Молодой абхазец учится сейчас в Москве, в Литературном институте им. Горького, — писал Сергей Сергеевич и в другом своём предисловии к моим стихам, — образование ещё никого не сделало поэтом, им нужно родиться, но его можно уподобить горну, в котором руда превращается в металл. Незаурядное дарование Виталия Амаршана, как я верю, это тот материал, из которого будет, со временем, выковано подлинное оружие подлинной поэзии…»
С. С. Наровчатов также отмечал, что мой абхазский поэтический голос перекликается с русским поэтическим голосом Юрия Кузнецова, при том отмечая, что у каждого из нас свой индивидуальный характер…
Я на всю жизнь запомнил, как на одном из первых творческих семинаров по просьбе С. С. Наровчатова Юрий читал свои стихи. Из них особенно глубоко запало мне в душу очень близкое моим чувствам стихотворение «Слёзы России». Я привожу его здесь целиком: