Из-за жестокой, безжалостной войны, которая ураганом прокатилась по моей стране, я за последние пятнадцать лет не имел возможности поехать в Москву, повидаться с Юрой, да и он не смог больше приехать ко мне в Абхазию, но, как всегда, при любой возможности я интересовался его творческой судьбой, радовался его негромкими, но блестящими успехами, особенно был восхищён его поэмами на библейскую тему «Путь Христа», «Сошествие в ад», опубликованными в журнале «Наш современник». Я считаю, что это, безусловно, вершинное явление не только русской, но и европейской, да и всей современной мировой поэзии. Ведь не напрасно Юрий говорил, что русская поэзия жива и никогда не умрёт. Он это постоянно доказывал своим вдохновенным творчеством.
Замечательный русский поэт и прозаик И. Бунин писал:
«Для поэта творчество составляет насущнейший акт деятельности, одну из важнейших функций его психической жизни. Поэт должен быть отзывчив на всякое движение души, на всякое проявление нравственного и умственного мира, он должен жить одной душой с людьми и с природой… Поэт должен проникаться всеми радостями и печалями людей».
Юрий Кузнецов жил и творил по этой заповеди.
Совершенно верно сказал и другой великий русский поэт, что у поэтов нет биографии, а есть судьба. В связи с этим подумал я вот о чём: может быть, действительно не случайно и то, что Юрий Кузнецов когда-то с большим интересом, по выражению Вадима Кожинова, по своему желанию «пересадил» из абхазской на русскую почву моё стихотворение «Судьба». Вот оно, это стихотворение, теперь уже принадлежащее и русской поэзии:
Да, в жизни дорогого Юрия Кузнецова не было спокойствия. Он очень остро и глубоко воспринимал боль и радость своего народа, «что идёт, свою ношу неся». Он в своей нелёгкой жизни сполна прошёл «путь тревог, путь опасных мгновений», не ожидая от него лёгкой жизни, и сегодня продолжает свой путь «по отвесной скале поколений».
Этот путь — высоко духовный путь, ведущий к светлому, небесному храму бессмертия.
г. Сухум
17.04.2007 г.
Виталий Амаршан (Маршания) — абхазский поэт. Во второй половине 1960-х годов он вместе с Юрием Кузнецовым учился в Литературном институте у Сергея Наровчатова. Его перу принадлежит исторический роман «Леон Апсха».
Михаил Гусаров. Нас свёл семинар Сергея Наровчатова
Двадцатый век в русской поэзии завершался с печальной стремительностью. Ушли А. Твардовский, В. Фёдоров, А. Прасолов, Н. Рубцов, А. Передреев, В. Соколов… И вот не стало Юрия Кузнецова, с которым творческая судьба свела меня в поэтическом семинаре Сергея Сергеевича Наровчатова, тонкого знатока русской словесности, человека деликатного и мудрого.
Центральный Дом литераторов (ЦДЛ) повидал на своём советском веку много юбилейных и похоронных торжеств, распределявшихся окололитературными чиновниками по разрядам литературных (и должностных) достижений и амбиций (орденоносцы, лауреаты всевозможных премий, депутатские регалии, секретари правления и т. п.): одни праздновали или уходили в мир иной со сцены Большого зала, другие довольствовались Малым залом.
В тот хмурый, серый ноябрьский день гроб среднего лакированного достоинства с телом Поэта стоял в Малом зале. Над гробом витала душа Юрия Кузнецова, наблюдая за происходящим печальным действом. Она видела крышку гроба, прислонённую к стене по левую руку, рядом — несколько дешёвых погребальных венков. Может быть, душа его впервые была спокойна, ибо не было в ней уже ни гордыни, ни тщеславных устремлений. Не было и удивления тому, что проводить в последний путь его, Юрия Кузнецова, пришло совсем немного людей: жена (теперь уже вдова), дочери, студенты Литературного института, где он руководил поэтическим семинаром, друзья-товарищи, с которыми он при жизни общался более или менее постоянно, немногочисленные почитатели его поэтического таланта.
Как и заведено, у гроба было несколько коротких (слава Богу!) прощальных речей, искренних, без пафосного надрыва. С некоторым удивлением я видел, как у гроба плакал редактор журнала «Наш современник» С. Ю. Куняев. Плакал, не стесняясь слёз, и приговаривал: «Юрий Поликарпович, как же теперь журнал без тебя жить будет?! Зачахнет без тебя поэзия»…
В тот печальный день мне пришлось удивиться ещё раз, причём удивиться радостно.
После довольно продолжительного отпевания в храме Большого Вознесения, возвращённого к литургической жизни незадолго до кончины Ю. П. Кузнецова, священник, проводивший отпевание, у открытого гроба неожиданно стал декламировать наизусть строки почившего поэта. Не знаю, что ощущала при этом душа Ю. Кузнецова, но мне, моей душе, стало радостно. Радостно за то, что Слово поэта, то есть его сердце, продолжает жить, причём — в храме, в доме Господнем.
С тех пор прошло несколько лет. И на этом расстоянии отчётливее видится как истинное творческое величие служителей Слова, так и кичливые потуги «гениев» из литературной богемы, особенно из числа так называемых «шестидесятников», главным достижением большинства из которых была диссидентская деятельность, активно и шумно поддерживаемая западными спецслужбами, поскольку она была направлена исключительно на разрушение существовавших устоев, на внедрение в общественное сознание «демократических ценностей», вульгарной попсы, обрушившейся на Россию после распада СССР и попирающей национальное достоинство русского народа и других народов и народностей Российского государства. Неудивительно, что эти эстрадно-гламурные деятели и сегодня получают государственные награды, поздравления или соболезнования от высших руководителей страны. Печально. Но это — данность нынешнего времени, доставшаяся нам от борцов за народное благосостояние и счастье, осуществивших свою грабительскую повальную ваучеризацию и залоговую аукционизацию руками ельцинистов — чубайсятами, гайдарятами, березовскими и прочими иже с ними.
Последние такие соболезнования были обнародованы по случаю кончины Б. Ахмадулиной и А. Вознесенского, который был причислен к рангу великих поэтов. По этому поводу мне вспомнился эпизод из далёкой литинститутской жизни. С. С. Наровчатов время от времени приглашал на семинарские занятия поэтов, чьи имена в то время были на слуху. Однажды он появился в аудиторий вместе с А. Вознесенским, который примерно в течение получаса декламировал новые свои стихи, среди которых прозвучало стихотворение о времени, где были такие строки: «часы в ремонте, время в ремонте, мать в ремонте»… Семинаристы высказывали свои впечатления об услышанном. Ю. Кузнецов был по натуре своей молчуном и редко когда участвовал в обсуждении даже стихов сокурсников. В этот же раз Сергей Сергеевич попросил Юрия высказаться. Кузнецов пожал плечами и ограничился одной фразой: «Что говорить? По-моему, автору пора в ремонт — голову и душу лечить». Как же он был точен и прав в этой фразе! На фоне русской поэзии называть А. Вознесенского поэтом язык не поворачивается. Он — конструктор рифмованных на свой манер текстов, в которых почти отсутствуют эмоции, чувства, поэтическая мысль. Ярким примером такого конструирования является его книга с названием «Изопы». В этой книге строки размещены в форме предмета разговора. Например, одним из таких «стихотворений» можно назвать схематично расположенное в виде чайки утверждение автора: «Чайка — плавки Бога». Представь себе, читатель, Бога, Творца, Вседержителя в плавках. Это — не богохульство, не святотатство. Это абсолютное непонимание автором сути предмета. О какой поэзии тут можно говорить?