– Коранн… – шепчут чувственные губы красавицы. – Коранн…
В спальню входит мужчина. В его руках резная чаша. Несколько мгновений он молча смотрит на спящую, словно любуясь ею. Но это не то восхищение, которое испытывает муж, глядящий на жену, и даже не то, с каким отец смотрит на дочь. Скорее такой взгляд уместен для художника, с удовлетворением созерцающего вышедший из-под его кисти портрет. Законная гордость мастера созданным им шедевром.
– Коранн… Коранн…
– Опять! – с досадой произносит мужчина и легонько трясет спящую женщину за плечо: – Этайн! Этайн, проснись!
Глаза женщины открываются. При виде склонившегося над ней лица, она напрягается, пытается отодвинуться в сторону, но тут же вновь расслабляется, а на губах ее расцветает улыбка:
– Здравствуй, господин мой!
– Здравствуй, Этайн, – улыбается в ответ мужчина. Но улыбается чуть вымученно, и женщина сразу замечает это. Глаза ее грустнеют.
– Опять? – тихо спрашивает она.
– Опять. Ты можешь что-нибудь вспомнить? – Женщина качает головой, на ее глаза наворачиваются слезы. Мужчина присаживается на ложе, ласково гладит ее по голове.
– Ну за что, за что мне это?!
– Не плачь. Твоей вины тут нет. Выпей лекарство. – Женщина робко принимает из рук мужчины чашу, доверчиво заглядывает ему в глаза:
– Это поможет? Он больше не будет преследовать меня?
– Я очень надеюсь. А если даже и нет, то мы придумаем что-нибудь еще. Ты же знаешь, что я всегда буду рядом, моя девочка. Выпей. Вот так, хорошо. Теперь ложись. Тебе нельзя волноваться.
– Ты посидишь со мной? Пожалуйста! С тобой мне ничего не страшно.
– Ну конечно, посижу. Закрой глаза и попытайся расслабиться. Тебе и нашему малютке нужен покой.
Женщина подчиняется. Откидывается на подушки и закрывает глаза.
– Как я хочу, чтобы он скорее появился! – шепчет она.
– Осталось совсем немного. Он будет высоким, красивым и статным, наш сын. Наследник целого мира.
– Или дочь… – сонно бормочет женщина.
– Или дочь, – соглашается мужчина. – Прекрасная и величественная, как та звезда, что встает за твоим окном. Она тихо напевает колыбельную, и все прочие звезды подпевают ей, а потом из хрустального озера выплывает большая, круглая луна и скользит всё выше и выше по бархату ночного неба. Всё выше и выше…
Посидев еще немного, он осторожно высвобождает свою кисть из пальцев спящей женщины, встает и еле слышно произносит:
– Спи, Этайн, спи. Очень скоро ты забудешь Коранна Мак-Сильвеста, а потом его забудут и все остальные…
Западный Предел
Над равниной кружит ворон. Большая, иссиня-черная птица с широким размахом крыльев и сильным, острым клювом. Ворон голоден, но как нарочно ему уже давно не попадается ничего съестного. И всё-таки он не улетает прочь, ждет неизвестно чего.
Дождался.
Сначала слышится неясный гул. Потом вдали возникает облако пыли. Люди. Люди и лошади.
Ворон очень доволен, ведь там, где есть люди, для него всегда найдется чем подзакусить. Тем более в последнее время. Вот уже трижды птица славно лакомилась мясом, которое к тому же не нужно было ловить. Оно просто лежало и ждало, когда за ним явятся волки и вороны.
Звери войны.
Ворон никогда не понимал смысл человеческих поступков. Например, зачем эти странные двуногие создания, которые даже не умеют летать, убивают друг друга? Не за обладание самкой в брачную пору, не защищая свои владения от посягательств чужака, и даже – это возмущало ворона больше всего – не для того, чтобы съесть. Нет, они просто убивали и уходили, иногда забрав с собой голову убитого.
Размышляя над всем этим, ворон спускается пониже и принимается ждать. Солнце изрядно сползает к линии горизонта, и большинство людей, к разочарованию голодной птицы, садятся на лошадей и в повозки и скачут прочь. Впрочем, трое остаются, и ворон решает, что этого вполне достаточно. Как очень скоро выясняется, он не ошибся: двое из трех вскакивают на ноги и выхватывают длинные блестящие штуковины, при помощи которых люди обычно превращают друг друга в мясо. Два-три удара, и один из них падает. Ворон спускается на землю, скачет чуть поодаль.
Двое оставшихся людей – убийца и тот, с которым он приехал, – переносят тело в повозку, стоят немного, громко переговариваясь, потом, наконец, садятся на лошадей.
Ворон на всякий случай ждет еще немного, пока два силуэта окончательно не скроются из глаз, и подлетает к повозке. Голод и запах свежей крови сводят его с ума. Но не успевает птица вспорхнуть на колесо повозки и приступить к трапезе, как воздух совсем рядом начинает мерцать, расплываться, как бывает в очень жаркий и безветренный день. С хриплым карканьем ворон отлетает на несколько локтей, садится на землю, склонив голову набок и поблескивая глазками-бусинами.
Мерцание прекращается почти тут же, и рядом с повозкой появляется еще один человек. Смотрит из-под руки вслед убийце и его спутнику, что-то негромко говорит. Потом вытаскивает труп из повозки, кладет его на землю и достает острую железную штуковину. Точно такую же, как была у убитого и убийцы, но только короче. И одним быстрым движением проводит ею по горлу убитого. Ага, будет отрезать голову!
Но вот голова отделена от тела, однако странный человек на этом не останавливается. Более того, все его дальнейшие действия с точки зрения ворона вообще не имеют смысла. Зачем снимать с убитого разноцветный мех, в который люди укутывают свои голые тела? Зачем много раз втыкать острую штуку в мертвеца, кромсать его вдоль и поперек? Зачем, наконец, проделав всё это, накрывать труп мехом, но не снятым с него, а другим, вытащенным откуда-то из повозки?
Тем не менее странный человек проделывает всё это. Потом берет свой трофей за длинный мех, растущий у людей на голове, и воздух вокруг него вновь начинает мерцать, подергиваться дымкой.
И тут ворон делает самую большую ошибку в своей жизни. Вместо того, чтобы терпеливо дождаться, пока человек исчезнет, он подлетает к мертвому и, усевшись ему на грудь, осторожно клюет прямо сквозь мех. Раз, другой.
Человек резко оборачивается. Всего остального ворон уже не видит.
Он не видит, как человек подходит к повозке, на которой уехал убитый. Несколько мгновений смотрит на нее совсем как ворон, склонив голову. Распутывает ремни, стреноживающие лошадей. Залезает в повозку и поднимает бич. Стремительно уносится в ту сторону, откуда приехали убийца и его спутник.
И уж конечно, не знает мертвый ворон, что и человек, и лошади, и повозка, и даже следы от ее колес на земле исчезнут только через семь сотен локтей…
Северный Предел
…Который уже день подряд полуденное солнце струит на Львиный город опаляющий жар. Который уже день подряд на бледно-голубом, словно выгоревшем небе нет ни облачка. В воздухе дрожит призрачное марево, при дыхании он обжигает легкие. Земля, растения, люди и даже, кажется, камни мостовых и стен – всё жаждет дождя. В кабинете главы Алого Братства отчетливо душно, несмотря на широко распахнутое окно. Даже аромат цветущего жасмина не в силах перебить запаха пыли.
В высоких креслах друг напротив друга замерли двое из числа самых могущественных людей всех Четырех Пределов. Один говорит, другой – слушает.
– …есть легенда. Когда-то, в самый разгар междоусобной войны за звание Верховного короля или, как говорят у нас в Западном Пределе, Ард-Ри, когда враги теснили войска Сильвеста со всех сторон и уже не было надежды, случилось необъяснимое. В Пределе появился чужак с лицом, отмеченным странными алыми знаками. Ксожалению, имя его легенда не сохранила, и во всех версиях называет просто «Дарэг Клив» – «Алый Меч». Никто не знает, как и почему это произошло, но пришелец примкнул к Сильвесту и повернул ход войны вспять. Его доблесть и воинское искусство приводили врага в суеверный трепет, особенно после того, как воин этот в поединках уничтожил практически всех вражеских предводителей, а в одном сражении лично уложил чуть ли не сотню доблестных мужей, сам не получив и царапины.