Виктор действительно ударил, со злобой, по лицу, рукой, утяжелённой пистолетом. Сокольский отшатнулся вбок и не упал только потому, что налетел животом на стол. Полежав пару секунд, он оттолкнулся плечом, сполз со стола, сплюнул кровь и выпрямился. Потом спросил с расстановкой:
— Ну как? Приятно? Можешь добавить ещё, но ты знаешь — меня бить бесполезно. Всё равно не поможет.
Виктор постарался успокоиться, вытер свободной рукой вспотевший лоб и глубоко вздохнул.
— Извини, я не хотел, — сказал он почему-то. — Просто ты…
— Умею раздразнить, да? — подсказал Сокольский. — Ты тоже извини, больше не буду. Лучшее, что ты можешь сделать, Витёк — это отдать меня тем, кто тебя послал. По крайней мере, дальнейшее тебя действительно касаться не будет и твоя совесть останется чиста. Я серьёзно говорю. Берёшься за какое-то дело — надо доводить его до конца.
Виктор опустил пистолет и сел на тумбочку. На Сокольского он больше не смотрел.
— Здесь действительно нет этого диска? — спросил он мрачно.
— Нет, — честно ответил Сокольский.
Виктор посидел ещё несколько секунд, но потом встал, убрал пистолет и пошёл вокруг Скольского, к выходу. Напоминать про наручники тот не стал. Вместо этого лёг спиной на стол и довольно быстро перетащил скованные руки через ноги, вперёд. Осталось найти подходящий предмет, чтобы открыть замок. Но как ни быстро он действовал, Виктор успел сесть в машину и уехать. Сокольский выбежал за ним и лишь досадливо вздохнул, ощущая собственное бессилие что-то изменить или хотя бы приостановить. Осталось найти среди брошенных вещей свой мобильник и позвонить Инге.
— Я в Стеклянном, на нашей квартире. Бери машину и езжай сюда… Нет, остальное — уже не наше дело.
* * *
Пришло недели две, из них последние полторы Сокольский провёл в тихом пансионате, старательно выполняя все предписания врача. Официально — у него "пошаливала печень", что было понятно после алкогольного марафона, который он предпринял на последнем задании, прикидываясь бизнесменом-пьяницей. Настоящая причина: он попросту устал. Ему казалось, что с того момента, как нашли искалеченное пытками тело его брата, он не останавливался ни на секунду. У него не было времени подумать, и не только над тем, что он теперь один и Олега Сокольского более не существует. Были и другие, не менее захватывающие вопросы.
Игорь чувствовал, что существует некая сила, природу которой он пока не распознал, и эта сила толкает его от одного дела к другому, не давая опомниться. Например, посмотрим на Виктора Чехова. Мальчишку ему ловко подсунули и теперь Сокольский считал себя за него в ответе. Где он и что с ним — пока оставалось неизвестно. Не исключено, что хозяева от него уже избавились, как от лишнего свидетеля своих махинаций. Но вопрос не в этом. Почему подсунули именно ему, и кто подсунул? Что за человек стоял за спинами Морина, Никитина, Шеллера?
Игорь не считал себя таким уж выдающимся агентом, чтобы представлять большой интерес для людей вне конторы, в которой он служил. Но кто-то мог считать по-другому. Допустим, этот кто-то решил, что проще всего заставить его действовать против Шеллера, если вынудить самого Шеллера уничтожить его брата-близнеца, к которому он по-родственному привязан. Но ведь надо было этому невидимому злому гению знать, что у него есть брат-близнец, а ещё точнее — надо было изначально знать, что на свете вообще существует майор УВР Игорь Сокольский.
На этом месте мысли Игоря вернулись к брату и сразу же навязчиво замаячил вопрос, от которого Сокольский некоторое время старался отворачиваться: зачем было вывозить тело Олега на свалку и класть на видном месте? Словно специально, чтобы его легче было обнаружить! Допустим, люди Шеллера не знали про вшитый тому передатчик-маячок. А они действительно о нём знать не могли, об этом вообще никто кроме самого Олега и его покровителя в УВР не знал. Шеллер вёл допрос на своём катере. Проще было привязать к ногам замученного Олега камень потяжелее, отойти как можно дальше от берега и бросить тело в воду. Его бы и через десять лет не нашли. Но такой оборот кого-то не устраивал и тело пристроили там, где его с одной стороны обнаружить легче, а с другой — создаётся впечатление, что его всё-таки пытались скрыть. Этакая двойная игра.
Не давало покоя и послание брата. Игорь не сомневался, что это именно послание и конкретно ему. Кто ещё мог знать, что в детстве они с Олегом выдумали Финта и сочиняли бесконечный сериал его приключений. "Финт под горой"… Сокольский чувствовал, что всё время ходит рядом с разгадкой, но мысль ускользала. Что-то он должен был вспомнить. Но что?
Игорь вздохнул, сел боком на скамейку под деревом, поджав под себя ногу, и облокотился на деревянную спинку. В голове его, помимо прочих вопросов, крутилась неприятная мысль, которую он и хотел, и не хотел развивать. Вот вопрос: зачем было Олегу разыгрывать из себя стоика, терпеть пытки, скрывая информацию, которая была сомнительной, неточной, и даже не особенно ценной? Ну не ради того же, чтобы передать брату несколько слов, напомнив про детские забавы! Если Олега схватили почти сразу после того, как он сделал запись, он мог ещё толком не разобраться, что перед ним происходит. Да, он был своего рода человеком чести и если брался работать на клиента, не предавал его. Но под угрозой физического уничтожения, он должен был подумать, что никакая информация не стоит его жизни. А если он подозревал, что его убьют, едва он всё скажет? Но и тогда, он повёл себя слишком уж принципиально. Почему он так упорно сопротивлялся? Что если у него был какой-то иной, более глубокий интерес? Но тогда нужно признать, что Игорь совершенно не знал своего брата. Что, если флешка с записью, оставленная только что не на самом видном месте, была лишь отвлекающим маневром и на самом деле Олег хотел, чтобы Игорь нашёл в том здании нечто иное, более важное? "Финт под горой"… Под этим зданием? Но что?
"Всё-таки я идиот, — подумал Игорь, и уткнулся лбом в сцепленные "в замок" на деревянной спинке руки. — Что я пропустил? И как далеко уже ушёл от того, что должен был найти?"
Додумать мысль у него не получилось. Прошуршали шаги по гравию и рядом на лавочку опустился полковник Баринцев собственной персоной.
— Как себя чувствуешь? — спросил он, даже не поздоровавшись.
— Отвратно, — признался Сокольский. — Пора кончать разыгрывать из себя патологических пьяниц. Лучше умереть от пули, чем от цирроза.
Ложь была ложью только отчасти. Сокольского мучила не печень, а собственное бессилие.
— Это была твоя идея, — заметил полковник, поддержав тему пьяниц.
— Да уж знаю, что ничего лучшего в голову не пришло. Всё равно в этот раз почти всё Инга сделала.
— Не прибедняйся, без тебя она бы ничего не сделала.
Сокольский не стал спорить, промолчал, глядя на видневшееся между деревьев торфяное озеро, которое под осенним небом казалось тёмно-коричневым янтарём.
— Я не просто навестить тебя приехал, — со свойственной ему прямотой признался полковник.
— Кто бы сомневался, — проворчал Сокольский, но отцепился от спинки сидения и, повернувшись, приготовился слушать.
— Аналитики расшифровали диск. На нём много полезной информации, но вот что особенно интересно: последние изменения сделаны уже после того, как ты забрал его из Выборга и передал курьеру.
Сокольский посмотрел на начальника вопросительно и тот продолжил:
— Кто-то скопировал диск. Система это зафиксировала.
— Я не программист, вряд ли смогу помочь, — напомнил Сокольский и снова начал смотреть на коричневое озеро. — Кстати, я написал в отчёте, что диск изъят по всем правилам, во столько-то, опечатан и передан курьеру.
Полковник на этот раз взял очень длинную паузу, а потом спросил, тоже не глядя на собеседника:
— Ты можешь поручиться, что информация с диска не попала в неизвестные нам руки?
Сокольский посмотрел на него с любопытством, но Баринцев так и сидел, глядя перед собой в пространство. Тихонько вздохнув, Игорь произнёс раздельно и чётко: