Учить моральным нормам с высоты
теории —
не так уж это сложно.
Я посмотрю:
а что позволишь ты
себе,
когда себе позволить можно?
Что может клен себе позволить?
Он
листвой листает собственный закон.
У клена нет проблем. Он без затей
осуществляет то, к чему назначен.
А у людей полным-полно идей
взамен путей к единственной задаче:
наращивать не силу, а добро.
Как это злободневно,
как старо!
Все за прогресс.
Откуда ж черный дым?
Освенцим, Хиросима…
В самом деле —
предела нет возможностям людским,
а в самый раз подумать о пределе!
Двадцатый век
почти изжит и прожит,
но всё для всех
решит его итог:
не то, чего достичь уже не сможет,
а что себе позволить он
не смог.
«Философская шпаргалка…»
* * *
Философская шпаргалка
не рифмуется с душой.
Истина пряма как палка,
мир, однако, — шаровой.
Равновесье — на пределе,
а качанью нет конца,
и качаются качели
и раскачиваются…
«Вот Рим, властитель мира…»
* * *
Вот Рим, властитель мира,
который перерос
себя, свои победы,
окраину не видит,
где в тихом Вифлееме
рождается Христос,
и знать о том не знает
прославленный Овидий.
Певца любви нескромной,
творца «Метаморфоз»,
на край другой забросит
опальная галера…
Христос еще подросток.
В империи склероз.
Незримо
не из Рима
взошла иная эра.
«Как же так случилось, Византия?..»
* * *
Как же так случилось, Византия?
Пестовала прописи святые…
От тебя за все за тыщу лет
Не остался ни один поэт.
Как ты умудрилась, Византия,
Просуществовать бесплодный срок?
Не остался ни один вития,
Ни один ученый и пророк.
Ни тебе Евклида, ни Платона,
Ни тебе Гомера, ни Назона…
Потому ударил час последний
И чужой народ в твоем дому,
Бессловесный призрак потому
Мается тоской тысячелетней…
Исповедь левши
Я был от рожденья левшой,
но приспособился к большинству,
когда стал большой…
Вот так и живу.
Произошла согласовка,
наладилась некая связь,
но переполюсовка
мне даром не обошлась.
Переводчиком приспособлен
к этому и тому,
всех я понять способен,
себя не пойму.
Где левое-правое космоса?
Я мир в голове несу,
как два полушария глобуса,
удерживаю на весу.
Как быть с тобой, непосильная
душа перекрестка дорог,
двойственная, как Россия, —
не запад и не восток?
Гармония недостижима,
но мастер — правша ли, левша —
знает: любовь неделима,
как родина, как душа.
«Эта бесконечная прямая…»
* * *
Эта бесконечная прямая —
времени непостижимый ход…
На меня в упор и не мигая
с любопытством жутким смотрит кот,
мне внушает все наоборот:
— Время завихряется, кругами
ходит проторенною тропой,
кружится, как небо с облаками,
прошлое стирает за собой.
Современник я любого века,
чую время лучше человека,
на меня, как ты, глядел Сенека:
новости — по сути — никакой!
«В автобусах, набитых туго…»
* * *
В автобусах, набитых туго,
сограждане, в час пик
всего мы дальше друг от друга,
когда друг к другу мы впритык.
О человек! Ты царь. Твое величество
толпою стать не смеет!
Когда ты переходишь весь в количество,
любовь к тебе слабеет.