— Как прикажете, господин хороший, как прикажете!
Собаки, замолчавшие при нашем появлении, снова начали поскуливать, и хозяин зло пнул ногой по ближайшей клетке:
— А ну, угомонитесь, твари!
Перебитые лапы, измождённые голодные морды, лишайные проплешины, по всему двору раскидан мёрзлый крысиный помёт пополам с собачьим. Ради пушистого зверька можно было убить десяток человек, а здесь, на городских окраинах, никому не интересен даже известный рассадник заразы? Разве это правильно? Вряд ли. Вот только никто из Цепи надзора и шага не сделает в Сальные кварталы. Побрезгует. В первую очередь слишком малой мздой.
— Я вас догоню.
Командир патруля обернулся и вопросительно посмотрел на меня.
— Живот скрутило.
Отговорка, прямо скажем, глупая, но всё же мало-мальски естественная, если вспомнить вкус прогорклого пива.
— Хорошо. Будем ждать у жаровни на углу.
Калитка захлопнулась. Хозяин дома, потерев ладони одна о другую, заискивающе спросил:
— Показать вам отхожее место, господин?
Я обвёл двор скучающим взглядом:
— Зачем? Кучей дерьма больше, кучей меньше — и заметно не будет. Верно?
Попрошайка насторожился, но, видно, откупные запасы на сегодня были полностью исчерпаны, поэтому оставалось только продолжать переговоры, охотно поддакнув:
— Как скажете, господин.
— У тебя есть наследники?
— А как же! Двое.
— Что так мало?
— Да не сложилось… — Он развёл руками и скорчил скорбную гримасу, молниеносно преобразившись в вызывающего неподдельную жалость нищего.
— Лучше б ты правду рассказывал, больше монет бы кидали, — заметил вышедший на крыльцо юноша и смачно сплюнул, обновляя ковёр дворовой грязи. — Откусили ему хозяйство, вот и все дела. Собака и откусила, которую он палкой охаживал.
— Не лезь в дела старших, когда не спрашивают! — осторожно огрызнулся хозяин дома.
Не будь меня, упомянутая палка, скорее всего, тут же пошла бы в ход, только уже не по собачьей спине.
— Сам скоро старшим стану. Или ты, батяня, всё забываешь, сколько лет с моего рождения набежало?
— Иди в дом!
— В дом так в дом. Освежусь немного и пойду.
— Ни в грош отца не ставят, чуть только усы пробиваться начнут, — горестно вздохнул попрошайка, то ли стараясь вызвать моё сочувствие, то ли разучивая новую роль.
— Не ставят, говоришь? Но на улице-то помогают?
— Если бы, господин хороший, если бы! Сами видите, здоровьем пышет, дубина этакая! А в моём деле чем щёки тоньше, тем доходы больше. Вот помру в одночасье, на кого всё это останется? Всё тяжким трудом заработанное…
— Помрёшь сейчас — мне проку не будет. Казна всё опечатает и заберёт. Да может, и к лучшему… — Юноша косо посмотрел на клетки. — Спать будем спокойнее.
— И как скоро совершеннолетие? — спросил я.
— Как весна закончится.
— А до той поры, значит, почитать и любить отца надо?
— Значит так. — Последовал новый плевок.
— И в здравии и в болезни?
— Да уж как водится.
Я подошёл к одному из загонов. Собаки при приближении человека, да ещё незнакомого, испуганно разбежались по углам, а когда в моих руках оказалась увесистая палка, казалось, и вовсе затаили дыхание, ожидая чего-то ужасного даже по их искалеченному соображению.
— В здравии и болезни, стало быть… В первом твои дети явно преуспели. А как насчёт второго? Не желаешь проверить?
Утренняя заря означала для меня не окончание службы, а возвращение на оную, потому что позволить мне отоспаться никто не собирался. Снадобья помогали обходиться без сна и гораздо дольше, это правда, но не было никакой нужды, кроме злобной обиды, отправлять меня с очередным Ведущим в унылое странствие по городским улицам, хорошо хоть не столь убогим, что принимали меня ночью.
Намерение подать прошение в городскую стражу, и до сего дня не слишком чёткое и согревающее душу, полностью рассеялось вместе с утренним туманом. Странно, я ведь не увидел ничего нового: мздоимцев полно на любой службе. Так почему с отвращением коснулся серебряного шитья, снимая накидку? Потому, что всю ночь напролёт словно смотрел в кривое зеркало.
Не длинноворсые ковры купеческих лавок, а грязная мостовая и дворы, на которых по щиколотку проваливаешься в дерьмо. Не угодливое понимание, а подчас искренний страх и безотчётное желание откупиться, только бы протянуть ещё один лишний день среди отбросов. Не кошель, округливший лоснящиеся бока, а истончившиеся от бесконечных прикосновений медные монеты, пропитанные трудовым потом протягивающих их ладоней. Всё то же самое, если заглянуть на изнанку, но… Кому она нужна? Меня вполне устраивает то, что я вижу с лицевой стороны. Уж лучше оставаться служкой в чистеньких коридорах Наблюдательного дома, чем хранить покой Сальных и прочих засаленных кварталов!