Золотозвенная великанша забрала свою любимицу и удалилась, не снисходя ни до объяснений, ни до прощания, оставив всех нас примерно в том же положении, что и в начале разговора, вот только предмета для продолжения беседы больше не было.
— Я могу быть свободен?
Управитель не ответил, брезгливо косясь на влажное сукно столешницы. Тот же, кто ещё минуту назад и впрямь мог распорядиться моей свободой, с деланным безразличием подтвердил:
— Разумеется, сопроводитель Мори. Можете быть.
Вот теперь я не пожалел спины, чтобы откланяться, а заодно скрыть растерянную улыбку.
Заступничество свалилось как снег на голову, и от него точно так же холодело всё внутри и снаружи. Золотое звено приняло участие в моей судьбе? Поверить не могу! Значит, теперь у меня есть шанс напроситься в Цепь охранения, на задворки, конечно, но чем Боженка не шутит? С такой благодетельницей можно подняться и повыше… А пока не взлетел, о делах земных и грешных надо позаботиться.
Давешнего командира патруля я нашёл в уже знакомой караулке и в не менее тоскливом расположении духа, чем прошлым вечером. Зато, судя по тому, что в обращённом на меня взгляде не было ни особого удивления, ни сожаления, можно было понять: донос строчил кто-то другой.
— Что, снова подрался?
— Ещё нет, но зарекаться не буду.
Бородач заинтересованно сощурился:
— И есть повод?
— Да вот сегодня одно Звено из Цепи надзора про мою вчерашнюю нужду расспрашивало. Мол, где, да как, да почему. Не знаешь, кто его по следу пустил?
На лице командира патруля отразились смешанные чувства, среди которых преобладало брезгливое сожаление. Но мне были нужны не гримасы, а кое-что другое.
— Есть всего три ответа на один вопрос. Какой будет правильным?
Он не стал молчать дольше необходимого:
— Малой.
Пожалуй, поверю. Самому командиру доносить не было ни малейшего смысла, тем более что мзду от попрошайки он получил единолично. Трусливый Еме тоже вряд ли отважился бы на подобный поступок, потому что отлично знает: строгого разбирательства не будет, а стало быть, кара неизбежна, и отнюдь не со стороны закона. Что же касается юнца…
— Где он сейчас?
— Да наверняка тут, поблизости. С мамкой небось прощается.
Командир оказался прав: неподалёку от караулки в небольшой нише, образованной стенами домов, пристроенных вплотную друг к другу, я заметил и парня и женщину, кутающуюся в длинную плотную накидку без единого узора. Мешать душевному разговору родительницы и ребёнка было делом неправедным, но на сей раз, думаю, ни Бож, ни Боженка не стали бы возражать против моих действий.
— Вечер добрый.
От звуков моего голоса юнец вздрогнул и заозирался, чем выдал себя вернее любых признаний. Дальше можно было не продолжать, тем более я толком и не знал, какое удовлетворение хочу получить от обидчика. Ну не драться же с ним, право слово? Хотя бы потому, что убью скорее, чем заставлю о чём-нибудь задуматься.
— Не бойся, по ушам не получишь, а то ещё зашибу ненароком.
И тут я наконец понял, что тащило меня за собой в караулку и дальше. Любопытство. Но не то, что является свойством разума, беспорядочно ищущего сведения о непознанном, а желание поскорее закрыть ящик стола, в котором свалены все подробности минувшей ночи.
— Только скажи: почему?
Он чуть расслабился и даже вызывающе приподнял подбородок:
— Потому что это против правил!
Ясно. Юношеское рвение попросту не нашло лучшего применения.
— Ты их писал, правила эти?
— Офицер не вправе нападать на невиновного и безоружного!
— Ему никто не мешал защищаться. Да и невиновность сомнительная. Ты же видел всех тех собак?
— И что с того?
— Тебе не стало их жаль, хотя бы на мгновение?
— Они всего лишь животные, и хозяин может поступать с ними так, как захочет.
Хороший мальчик. Добрый, правильный. Надёжная молодая смена растёт у старой гвардии.
— Вы его мать? — обратился я к женщине, и та гордо сверкнула глазами:
— Что вам угодно сказать?
Угодно. Какое милое словечко. Но очень верное, потому что я и собираюсь угодить. Самому себе.
— Мне угодно сказать, что вы мало пороли своего сына в детстве. Сейчас, конечно, уже поздно что-то исправлять, но, если пожелаете, окажу всю возможную помощь. Вот только розги раздобуду… Хотя и ремень сойдёт. — Я сделал вид, что расстёгиваю пряжку.
— Да как вы смеете?!
— Так же как вы посмели определить в городскую стражу начинающего доносчика. Думаете, там мало уже поднаторевших в сём славном деле?