Моя цель оказалась чрезмерно капризной любовницей, не снисходящей ни до силы, ни до хитрости, ни до покорного ожидания. Изредка она показывала край своей одежды, манила пальчиком, а то и дарила мимолётную улыбку, но всякий раз ускользала, не давая даже прикоснуться. А годы… Годы шли, неторопливым, но ни на мгновение не сбивающимся с ритма походным маршем, и не далее как сегодня утром, собираясь на службу, я обнаружил, что складка над поясным ремнём уже состоит не из одной только ткани рубашки, стало быть, дни срока, отпущенного на раздумья и действия, истекают. Жизнь не закончится, разумеется, с чего бы ей вдруг так поступать? Вот только если раньше выбор принадлежал мне, теперь выбирать будут другие. И не в мою пользу.
А самое мерзкое не ощущение, что тебя загнали в угол, а то, что это известно всем вокруг. Тот же Атьен, лукаво посматривающий на меня поверх редко скучающей на столе глиняной кружки, я уверен, еле сдерживает презрительные смешки. Вот если бы мы уже возвращались с докладом об исполнении дел, мой собеседник непременно дал бы волю гнусным и двусмысленным шуткам, так что можно вознести хвалу Божу и покуда дышать спокойно, ибо никто, находясь в здравом уме, не станет ссориться с сопроводителем на половине пути, потому что…
— Ты скучный человек, — тоном судьи, оглашающего приговор, повторил счастливец, удостоенный чести называться Серебряным звеном.
— Да, эрте, — тщательно избегая поспешности, согласился я, чтобы избавиться от необходимости в третий раз выслушивать одно и то же.
Атьен хитро прищурился, однако не стал томить напряжённым ожиданием новой каверзы, заключив:
— С тобой скучно, зато спокойно.
Пояснения не последовало, словно Ирриги со-Намаат предоставлял мне возможность обратиться к нему с вопросами. Впрочем, на подобную уловку я уже давно не попадаюсь: добродетель сопроводителя состоит прежде всего в немногословности, поскольку мы — тени, идущие след в след и обретающие плоть лишь в том случае, когда должны стать каменной стеной, защищая Ведущего. А пустые разговоры, пусть даже в минуты короткого отдыха, недопустимы ни уставом, ни благоразумием, которое в своё время и добавило главу о предпочтительном молчании. Сразу после того, как особо болтливый сопроводитель стал причиной многочисленных смертей. Что именно он ухитрился натворить, нам не рассказали ни на церемонии присяги, ни потом, но причин усомниться в правильности решения Начальственного совета за всё время службы почему-то не возникло.
— Спокойно… — Атьен сделал мрачную паузу и хохотнул: — Как в могиле!
Я тоже позволил себе улыбнуться, но только мысленно, чтобы не вспугнуть красногрудую голубицу удачи.
Неужели сереброзвенник по-настоящему доволен моей службой? Наверняка. Иначе бы разговор не зашёл о покое, потому что мужчина, разменявший пятый десяток лет, а заодно обзаведшийся проседью в некогда густо-чёрных волосах и бороздами морщин на покатом лбу, давно уже осознал истину, к которой жизнь подвела меня в последний год.
Покой. Вот и всё, что становится нужно, когда проходишь серединный рубеж на пути от рождения к смерти.
Сражения и страсти хороши для юнцов, не обременённых планами на будущее, заходящими дальше завтрашнего утра. Не спорю, мне тоже когда-то доставляло удовольствие чувствовать затылком дыхание смерти, от которого кровь вскипала и пускалась вскачь, прогоняя все мысли, кроме одной. Мысли о победе в очередном поединке. То, что главный враг, стоящий за плечом каждого следующего противника, неодолим, я начал понимать, когда впервые проснулся от боли в спине. То ли крутанулся во сне, то ли натянуло сквозняком, то ли… Именно долгий перебор причин меня как раз и ужаснул. Вечером в постель лёг беспечный юноша, а утром встал, надо сказать, с превеликим трудом, человек, незаметно перешедший в следующую пору существования. Зрелость неплоха сама по себе, грешно посылать ей проклятия и укоры, но она потребовала взглянуть на прошедшее время и принесённые им плоды трезво. Настолько трезво, чтобы увидеть: за моей душой ничего нет.
Справиться с безотчётным ужасом, охватившим меня в тот день, удалось не сразу и не быстро, понадобилось много часов, проведённых в тяжёлых раздумьях, чтобы решить, куда и как двигаться. Собственно говоря, особого разнообразия выбора не было ни в целях, ни в средствах. Полагаться на счастливый случай показалось мне глупостью, и ставка была сделана на терпение и упорство, в полнейшей точности с завещанием отца, наставлявшего меня «служить со всем возможным тщанием и прилежанием».
Что ж, вот лишний повод убедиться в мудрости возраста: я почти добился своего. Ещё десяток-другой совместных походов по городу, и Атьен наверняка замолвит за скромного сопроводителя словечко перед своим начальством. Разумеется, самое большее, на что я могу рассчитывать, это Стальное звено, но недаром же все двенадцать последних смен со-Намаат таскает с собой именно меня!
Теперь важно не сделать ни малейшей ошибки. Осталось совсем немного, совсем чуточку потерпеть, и можно будет больше не волноваться о будущем. Ещё пара-тройка шагов и…
— По коням: работа заждалась! — Атьен с заметным сожалением провозгласил завершающий трапезу тост и опрокинул в рот остатки пива.
Малая цепь надзора на то и была малой, что вмещала в себя всего три дюжины Звеньев, каждому из которых на кормление была отдана своя горсть торговых домов. Плодоносящие поля Ирриги со-Намаат простирались от Третьей дуги до Четвёртой: место не самое прибыльное, но зато населённое сговорчивым людом, а чем меньше сил прикладываешь к исполнению службы, тем она завиднее. По крайней мере, так считал я. Как мой Ведущий оценивал беспечную лёгкость своих прогулок, происходящих ровно раз в три дня, мне было доподлинно неизвестно, а степенно застывшие в выражении благости черты лица Атьена не поддавались изучению.
Впрочем, если бы кто-то узнал, что я не способен каждую минуту определять с необходимой точностью чувства и намерения того, кого сопровождаю, меня без вопросов и сожалений выгнали бы. Взашей. С другой стороны, может быть, именно тогда мне и удалось бы вздохнуть спокойно?
Последним в списке назначенных к посещению стоял дом Лоса Ренно со-Ремет, купца, уже много лет снабжающего столицу пушистыми шкурами зверей с северного побережья. Не сказать чтобы сей товар пользовался большим и настойчивым спросом в Веенте, где по наступлении зимы на каждой улице выставлялись с промежутком в пять десятков шагов общественные жаровни, позволяющие согреться городскому люду, как имущему, так и побирающемуся. Мех требовался господам, предпочитающим проводить морозную зимнюю пору в загородных имениях. Что же касается слуг, то те успешно довольствовались шкурами обитателей здешних лесов, ведь когда тебя гоняют в хвост и гриву с утра до вечера, впору, наоборот, скидывать всё лишнее, потому что скорее сопреешь от усердия, нежели застынешь.
Медленно, но верно в столицу Дарствия шла весна, стало быть, сегодняшнее посещение купца было последним перед долгим перерывом до первых осенних заморозков. Оно и к лучшему: успею отдохнуть от пыльно-приторного запаха шкур, которым пропитан весь купеческий дом. А ещё любопытно будет поглядеть на Атьена, станет ли тот искать повод для лишнего приработка или благосклонно отпустит купца восвояси и с нетронутым золотым запасом, так сказать, порежет цыплят или оставит на разведение. За время сопровождения я видел в исполнении сереброзвенника и строгость, и щедрость, но, пожалуй, до сих пор не мог сказать точно, что служило причиной принятия того или иного решения. Случалось, Ирриги со-Намаат выжимал последние деньги из небогатых купцов, благодушно прощая прегрешения тем, кто мог бы заплатить втрое и не обеднеть, а случалось и наоборот. И иногда мне вдруг начинало казаться, что Атьен просто забавляется, поступая ровно в противовес моим ожиданиям: мол, смотри-смотри, всё равно ничего не выглядишь, потому что не ровня мне и ещё долго ровнёй не станешь.