Выбрать главу

Как бы то ни было, но Курулу-Кыпчак и его владелец Адиль-бей со своими родственниками-степняками находился на отшибе в бывшем Крымском ханстве и большого влияния на жизнь крымско-татарского государства давно не оказывал. Подлинные творцы его внешней и внутренней политики, естественно, жили в столице, и одним из них являлся Али-Мехмет-мурза из рода Яшлав. Престарелый мурахас, или член ханского совета — Дивана — при Шахин-Гирее исполнял обязанности министра иностранных дел и твердо выступал за сближение с Россией.

Он трижды посещал Санкт-Петербург, встречался с Екатериной Второй и произвел на нее наилучшее впечатление. «С такими умными и дальновидными людьми мы будем вести переговоры!» — сказала великая царица.

Весной 1782 года турки организовали на полуострове антиправительственный мятеж. Прежде всего они хотели уничтожить представителей «русской партии» среди крымско-татарской знати. Государыня приказала своей разведке защитить их. Аржанова вывезла Али-Мехмет-мурзу и его многочисленное семейство в крепость Чуфут-Кале по соседству с Бахчисараем. Атаки мятежников на горную цитадель успехом не увенчались, разведывательно-диверсионная группа Флоры их отбила. Так Анастасия спасла не только жизнь Али-Мехмет-мурзы, четырех его жен, девяти наложниц и самого младшего его сына, Бекира, но и имущество татарского вельможи (в бейлик рода Яшлав входила и Чуфут-Кале) от разграбления наемниками турок чеченцами.

Неужели мурахас забыл об этом?

По карте курская дворянка измерила расстояние от Евпатории до Бахчисарая. Пожалуй, двух дней им хватит, чтоб его преодолеть. Анастасия проложила маршрут от Земляных ворот крепости мимо соляного озера Сасык и городка Саки, мимо деревень Камышлы, Контуган, Дорт-куль, Отели-Эли (совр. населенные пункты Ивановка, Тепловка, Раздолье и Кочергино — А. Б.). Далее начинались земли рода Яшлав, и Анастасия пребывала в уверенности, что там ее кавалерийский отряд встретят подобающим образом, по всем правилам восточного гостеприимства.

Перед отъездом Аржанова, одетая в пехотный офицерский мундир, вечером прошлась по берегу моря. Ее сопровождали Чернозуб, Прокофьев и Ермилов. Они осматривали окрестности и рассуждали о том, насколько удобны эти места для высадки вражеского десанта и обороны от него.

Их ботфорты увязали в желтовато-сером песке. Справа поднималась южная стена крепости, самая длинная и самая прямая во всем фортификационном сооружении. Слева расстилалась водная гладь, освещенная закатным солнцем. Море тихо накатывало на пологий берег одну за другой мелкие волны. Над ними кружились чайки, иногда испуская пронзительные крики.

Впереди уже показалась башня над «Искеле-Капусу», или Воротами Пристани. Метров за двадцать до них кромка воды подходила к стене совсем близко и потому здесь располагался Балык-базар, или Рыбный базар. Рыбаки пригоняли сюда ялики и лодки после утреннего и вечернего лова. Они продавали свою добычу, разложив ее на парусиновых полотнищах, расстеленных на песке. Рыба еще шевелила хвостом и плавниками, открывала рот, иногда пыталась подпрыгнуть и вернуться в родную стихию. Чаще всего тут попадалась кефаль, султанка, скумбрия, ставрида. Но встречались и крупные породы. Например, осетры, ценившиеся гораздо выше черноморской мелочи.

Когда Флора с кирасирами приблизилась к Балык-базару, рыбаки почти закончили торговлю. Ни кефали, ни ставриды, ни скумбрии не осталось. Лишь огромный, иссиня-черный и как бы бархатный осетр длиной более полутора метров, обложенный мокрыми зелеными водорослями, лежал на песке. Ряд белых отметин-выступов на хребте и на боках, вытянутая голова с хищным носом, четыре белых усика под пастью и мощный хвост треугольной формы делали его подлинным властелином водных глубин. Черные бахромчатые жабры рыбы судорожно поднимались и опускались. Осетр был еще жив и спокойно смотрел на скучный земной мир зеленоватым круглым глазом.

— Эй, где хозяин? — по-татарски крикнула Анастасия, склонившись над великолепным представителем морской фауны и любуясь его видом.

Из двухмачтовой фелюги, чей острый нос врезался в песок недалеко от осетра, появился коренастый человек лет сорока, в черно-каракулевой круглой крымской шапочке. Он окинул русских пристальным взглядом: