— Да будь ты проклят, старый пень! — выкрикнула женщина неопрятного вида, на лице которой был очень плохо замазан фингал. — Чтобы ты сгнил на этой зоне!
— Викторова! — грозно окрикнул её судья и ударил молотком по подставке. — Вам предоставлялось слово! Не перебивайте подсудимого!
Дочь одарила отца ненавидящим взглядом и плюхнулась задницей обратно на потертый коричневый дерматин сиденья.
Два внука, Мишка и Гришка, молчали. Они уже освободились от житья в доме Ромуальдыча и теперь только смотрели, как их деда отправляют за решетку. Молодые люди понимали, что в тюрьме ему будет лучше. Что их мать не даст деду жизни, как не давал жизни отчим, за что и поплатился.
— Михаил, Григорий, об одном только прошу — будьте людьми, а не швалью, — обратился к ним дед, глядя слезящимися глазами. — А все остальные… Простите, если что не так. Я старался жить по совести…
— Ромуальдыч, ты не бзди! Мы ещё подадим апелляцию! — проговорил адвокат Сергей Воронков.
Он вел дело подопечного и в тонкостях разобрался в деталях произошедшей трагедии. Когда здоровенный переросток-зять начал в очередной раз качать права, то ему в голову неожиданно прилетел утюг. Попал как раз в то место, где цельнометаллическая кость давала слабину. Да ещё и острым углом, пробив тупую башку чуть ли не насквозь.
Понятно, что тут не обошлось без участия живицы — не мог бы старый Ромуальдыч так лихо приложить здоровяка-эльфа.
Сивый, бухарь из породы темных эльфов, сошелся с гражданкой Викторовой на теме потребления алкогольных напитков. Он переехал к ней жить. Склочный по характеру и любящий командовать Сивый с первых дней невзлюбил Ромуальдыча. И с первых дней не упускал случая этого показать. Бил, унижал, оскорблял, часто оставлял голодным. То же самое блюдо доставалось и двум внукам Ромуальдыча. Доставалось, пока они не съехали в общежитие и не зажили своей жизнью, подрабатывая и живя на стипендию.
Старику деваться некуда, поэтому он и влачил жалкое существование. Всё надеялся на то, что дочка одумается и выгонит Сивого прочь. У него в душе ещё теплилась надежда… До недавней поры, когда после очередных возлияний Сивый полез доказывать — кто в доме Ромуальдыча главный. Но в этот момент старый ветеран уже не смог сдержаться.
Лежавший возле дивана утюг оказался очень кстати… Остатков живицы хватило на один очень удачный удар.
— Не надо никакой апелляции, Сережа. Я всю жизнь служил империи, так пусть же она и в конце своей жизни послужит мне. Хоть похороны проведут за счет государства. Всё же какой-то плюс в этой ситуации есть. А то ведь помру — дочка оттащит на мусорную кучу, да и оставит там… Сам видишь, какая она у меня стала…
Воронков кивнул в ответ. Гражданка Викторова не из тех, кто умеет прощать. Так что может быть старику и в самом деле будет лучше в колонии общего режима. Там мужики не дадут пропасть престарелому больному деду. А если освободится…
К несчастью деда, у Сивого оказались очень могущественные родители. Они хоть и не участвовали в жизни своего баламутного сынишки, но оставить его смерть без последствий не могли. Это означало бы потерю лица. Так что если бы Ромуальдыч выйдет на свободу, то его через пару дней и в самом деле найдут на мусорной куче с перерезанным горлом.
— Подсудимый, встаньте! — скомандовал судья после того, как он и его подручные удалились на совещание и вернулись.
Старик даже не разобрал сперва, что обращаются к нему. Адвокату пришлось сделать жест, показывающий просьбу судьи.
С очередным кряхтением Ромуальдыч поднялся.
— Верховным судом Российской империи на основании статей… — судья пустился в перечисление всех статей и статеек, которые вешались на подсудимого.
Мало кто понимал их значение и нумерацию. Даже присяжным порой казалось, что судья выдавал зашифрованный текст. Шифровку, в которой было скрыто отношение судьи к умственным способностям присяжных. Вроде как: «По статье сорок пять уголовного кодекса вы все лохи и ублюдки! А вот ещё статья семнадцать подпункт „б“ утверждает, что вы ещё и извращенцы!»
Может поэтому присяжные заседатели с облегчением выдохнули, когда судья закончил зачитывать и назначил подсудимому смертный приговор. Мог бы и десяток лет повесить, но все понимали — судья подарил старику «Последнее милосердие». Тихое засыпание от укола в вену, где будет оцепенение, а потом сердце пропустит пару ударов перед тем, как остановиться навсегда. И вряд ли Ромуальдыч протянет десять лет в колонии. Фемида отправляла старика в последний путь.