Сказать ему, что Сивый приболел? Или подвернул ногу. Отлежится пару дней в посёлке и нагонит «Зверь». В телеге места не нашлось, а в сетке ехать неудобно. Логично? Ну… да. А вдруг Сухой отправит к Сивому крестов? Тогда всё вскроется и нас распнут. И Лешему достанется, и ещё кому-нибудь, кто попадёт под горячую руку. Уж лучше набрехать, что мы в вылазке услышали о большом и старом захоронении. Очень большом и очень старом! И я отправил Сивого разнюхать, что к чему. Потом скажем Сухому, что наводка оказалась ложной. Мало ли трепачей. Главное, чтобы Сивый вообще вернулся.
Вот куда его понесло? Я бы не удивился, узнав, что Сивый просто сбежал. Я бы даже вздохнул с облегчением. Но бежать-то некуда. Было бы куда, я и сам, наверное, давно сбежал бы.
– Куда дальше? – спросил Кирпич разложившимся голосом.
Он умудрился простыть после вчерашней ночёвки в лесу.
– Туда, – я махнул рукой в сторону пригорка.
– Уверен? – уточнил Кардан.
Кардан с Калибром, Сифоном и Малым отправились с нашим отрядом в вылазку. Работы предстояло много, и мы вышли от «Зверя» с тремя телегами. Кардан выполнял мои команды – зря, что ли, весь мозг вынес разговорами про дисциплину? – но ловил любую возможность усомниться в правильности каждого принятого мною решения и этим подбешивал. Сказалось и отсутствие Сивого. Кардан не поверил словам про наводку на старое захоронение.
– Уверен, – спокойно ответил я.
– Отлично! – Кардан кивнул Малому.
Загремев шумихами, они потащили телегу на подъём.
За пригорком начался спуск, но идти стало тяжелее. Прогонистые сосны целились в небо штыками горелых макушек, а под ними пластался песчаный зыбун. Колёса вязли. Берцы погружались по щиколотку, и шаги давались с натугой. Кардан с осуждением посмотрел на меня, будто я нарочно выбрал путь посложнее. Он бы сперва разобрался с клапанами на регенераторах, а потом бы строил из себя умного. Тоже мне механик… Хотя чего тут, у нас в команде все были такие: Черпак – тоже мне повар, Сыч – тоже мне механик-водитель, Фара – тоже мне грамотей. Не мы решали, чем заняться на «Звере».
– Опять пропал? – поравнявшись со мной, спросил Калибр. Он стоял за своей перекладиной справа, а я за своей – слева.
В команде каждый успел расспросить меня о Сивом. Даже Малой, обычно молчаливый и замкнутый, ночью приходил поболтать о том о сём, а на прощание как бы невзначай бросил: «Сивый-то где?» Всем было любопытно. Они бы и Фару растерзали вопросами, да только я после вчерашнего не отпускал Фару ни на шаг. И Кирпичу запретил болтать лишнее. К нему особо и не приставали.
– Мародёрит, наверное? – не успокаивался Калибр.
Я пожал плечами. Калибру нас малость отбитый и с приступами, но, если не показывает отбитость и не валится в судорогах на землю, в целом неплохой. В любом случае откровенничать с ним я не собирался. А Сивый, да, мог и мародёрить. За ним подобное водилось. Ну, многие подозревали, что он мародёрит, хотя с поличным не ловили. У Сивого и щелкунчик имелся. Приблуда вроде навороченных пассатижей, чтобы перекусывать колючую проволоку. Это по словам Сивого. Черпак болтал, что щелкунчиком ханурикам разжимают челюсти, выдёргивают золотые зубы и оттяпывают распухший палец, когда надо снять золотое кольцо. Челюсти, разжимаясь, щёлкали, вот приблуду и назвали щелкунчиком. Черпак за болтовню словил от Сивого синяк. У него глаз не открывался дня три. Леший тогда заступился за Черпака, и второй глаз уцелел.
Пробравшись через сосняк, мы вытолкали телеги на бетонку и остановились очистить колёса от грязи. Разблокировали трещотки и покатили дальше. Добрели до лопастного зада ракеты, воткнутой в обочину. Вокруг сохранилось ограждение с обрывками красно-белых лент, однако ракета проржавела и опасений не вызывала. Отмеченная в навигаторе, она была нашим ориентиром, и мы с грохотом съехали на ближайшую гравийку.
«Зверь» вчера затормозил у реки. Первый паром утонул – по нему ночью прилетело, – а мост, хоть и железобетонный, не выдержал бы «Зверя», вот мы и застряли в ожидании второго парома. Оно и к лучшему. Иначе я бы не выдернул в вылазку почти половину команды и пришлось бы мне, Кирпичу и Фаре делать ходки три-четыре. По такому случаю к нам присоединился даже Калибр, а реже его со «Зверя» спускался только Сыч. Тот вообще безвылазно сидел в кабине – и спал там, и ел, разве что отлить выбирался наружу.
Гравийка тянулась битая. Чем дальше мы заходили, тем чаще встречались воронки. Под колёсами лязгали обломки снарядов, хрустело битое стекло. Попадались чёрные кузова выгоревших машин и сгруженные баррикадой шины. В одной легковушке с расстрелянным лобовым стеклом сидел ханурик. Ну как – сидел… Он почти истлел и отчасти смешался с барахлом, которое пытался увезти.