— Ну, тогда можно. — Игорь улыбнулся. — Других предложений всё равно нет: у меня полное купе, и все спят.
Через минуту они сидели за столиком, и Мерц разливал дагестанский коньяк в пластмассовые стаканчики.
— Терпеть не могу ездить в поездах. Маюсь, не сплю, не нахожу места… И эта теснота, люди кругом… Потому и на отдельное купе раскошелился, а всё равно…
— В Питер едете? — поинтересовался Игорь, выпив.
— Да, в Питер. По делам. — Перочинным ножом Мерц отрезал ломтик лимона, протянул ему.
— А что это за имя такое… как вы сказали? — Мерц? Это откуда?
— Давай на «ты», ладно? Мне так проще.
— Давай… Это похоже на «мертвец». Сокращение от «мертвеца»? — предположил Игорь.
— Мертвец? Опаньки! — Если б Мерц выпивал один и ему самому пришло бы это в голову, он бы перекрестился. Но тут он почему-то постеснялся. А надо было…
— Нет, — сказал он серьёзно. — Эта кликуха есть корень слова «ком-мерция». — «Merchant», «коммерсант», «меркантильный» — вот что это означает… Если знаешь, — латинское имя Марк — так это в переводе просто «купец». «Маркет» — отсюда. «Ярмарка»… А кстати и — Меркурий, бог торговли, а? — вдруг осенило Мерца.
— Может быть. Но у тебя это слабо проглядывает. У тебя какое-то мерцание. По тебе не скажешь, что ты — коммерсант.
— Ну спасибо!.. Нет, без шуток. Я просто счастлив, что произвожу такое впечатление. Даже не ожидал… А ты… э-э… чем занимаешься? И куда, так сказать, путь держишь?
— Еду с друзьями. В Питер, на фестиваль.
— Ты музыкант?
— Почему? — удивился Игорь.
— Ну, ты читал стихотворение про гитариста. Я подумал — ты себя имел в виду.
— Да нет как бы. Я — художник.
— Художник? — И это стихотворенье ты не сам сочинил?
— Нет.
— А кто?
— Не помню. Читал. Или слышал на вечере… Хороший поэт… Вроде он из Самары…
— Фамилию забыл, а текст помнишь?
Игорь пожал плечами:
— Так получилось. Избирательная память.
— Прочти ещё раз, — попросил Мерц, наливая ещё коньяку.
— Давай… Так ты, может, сразу запишешь, если действительно понравилось?
— Правильно. Запишу. — Мерц сунулся в саквояж за блокнотом. Игорь смотрел на него, медленно думая и — непонятно, о чём.
— А, я забыл… хотел же… мне надо мобильник подзарядить. А то на последнем издыхании. — Он полез в карман брюк… потом из другого кармана — из куртки — выудил зарядное устройство.
— Воткни вот сюда, — показал Мерц.
— А я думал, только там, возле туалета…
— Нет, в этом вагоне во всех купе розетки. «Первый класс», так сказать… А в твоём разве нет?
— Не знаю. — Игорь вяло пожал плечами.
Потом Мерц долго рассказывал. Поезд мчался и стучал. Мерц рассказывал свою жизнь. Игорь слушал, изредка крякая или вздыхая. Стороннему слушателю (например, коммерческому директору, который лежал на верхней полке и из деликатности притворялся спящим) могло представиться полной загадкой, каким образом эти доверительные откровения были инициированы, казалось бы, вовсе посторонним стихотворением — про московский поезд, кладбище и гитариста. Однако ни самому Мерцу, ни сочувствующему Игорю (они уже допили коньяк, и Мерц достал из саквояжа четвертинку водки) эта связь стихотворения с жизнью не казалась странной. Напротив, она была совершенно естественной.
Уже Мерц приступил к тому, как он, собственно, и стал коммерсантом. — Начало 90-х. — Он едет автостопом через Казахстан. (Перед этим он успел объездить Индию, Тибет и даже часть Китая (запад, где уйгуры)…)
Нет, ладно, не будем пересказывать его повести: она малоинтересна и в ряде деталей весьма сомнительна. А главное, она никак не связана со смыслом данного рассказа……
— Ты спишь, Игорь?
— Нет. Говори, говори. Я захвачен, я потрясён.