Мальчик с гармошкой, а ты не боишься, что если ты опять запоёшь про то, как ты хочешь, хочешь опять по крышам бегать, голубей гонять, то я сойду с ума и вдруг сверну тебе шею? — Нет, не боюсь. Потому что ты, дядя, здравомыслящий и с ума сойти не можешь. Будешь слушать и терпеть. — Ну, не я — другой кто-нибудь. Мало ли кругом психов. — А другим всем по хую.
Воцарилася тишь, доносилося лишь. Картина со словом связана, от этого никуда не деться. Название подписывается почти всегда. А если нет, зритель чувствует подвох и дискомфорт. Нет названия — тоже не просто так, а с какой-то зловредной целью. Грачи прилетели? — Не ждали! Зачем? Совсем не факт, что это их имена. Комментарий, по-видимому. Образ отбрасывает словесную тень. И чем в самом образе меньше наррации, тем эта тень длинней. Минималисты приложили к своим объектам тома интерпретаций.
Названия вещей лишь воздух сотрясают. Как? Виньетка ложной сути. Опять сейчас будет скрипеть шарманка про логоцентризм. Или фоно-… — как бишь его. Глядя одним глазом. Попугай вытягивает билетик. Кто-то и тебя потом с шарманкою сравнит, в которой что-то.
И потом, очки с маленькими стёклами — они же злые! Зачем такая глупая мода. Или я чего-то не понимаю? Ты ничего не понимаешь. Не злые, а деловые. Живёшь, как в чужой стране. Мне плевать, евреи или русские. Живёшь, как Дант, — в изгнании каком-то. Кругом — ну просто папуасы. Чужая ментальность, чужой язык. Ни одного соотечественника. Умом Папуа-Новую-Гвинею не понять. Вот это, наверное, и есть ад. Указатель, метафора.
Прибывая на станцию Варшавская, счёл нужным просигналить. Кто его разберёт, что ему взбрело. Жертвы будут. Рано или поздно между Автозаводской и Коломенской мост будет взорван и поезд проходящий метро рухнет в воду. А сверху сползут оставшиеся вагоны. Чем этот мир хуже, чем иной? Да ничем.
Нет, не сяду. Там сидит какая-то вонючая старушка, от которой все разбегаются. Будешь проходить — посмотри, как отполированы у собаки морда и лапа. До сияния. На Площади революции. Ей молятся. Наверное, среди приезжих возникло поверье, что она приносит удачу. Проходят и трогают за морду и лапу. Только одна — где с Театральной выходишь на платформу в сторону Бауманской.
Я ждал, но она так и не появилась. Не вышла из магазина. Тогда я подумал, что она каким-то образом вышла раньше меня и уехала. Тут подошла электричка, и я сел. Через остановку сошёл, но не узнал станции. Я подумал, что случайно сел не в ту сторону. Стал перебираться на противоположную платформу. Я думал, это Удельная, а оказалось — Раменское. То есть я ехал правильно, только проехал. В электричке вдруг встречаю Алёшу. Это меня ещё больше насторожило: «А в Кратове будет остановка?» — «Нет, конечно, — сказал он. — Сейчас сойдём». И добавил: «Она тоже не доехала до Кратова. Она вообще так и не появилась». Тогда я понял, что реальность как-то сломалась и теперь мне в Кратово не попасть: буду бесконечно промахиваться, потому что оказался в другом измерении, где её нет. Т. е. в этом смысле я сам исчез. Но мне не было ни обидно, ни страшно. Не было жаль ни себя, ни её. «Ну, буду ездить. Чем-то всё равно это должно закончиться», — подумал я равнодушно.
На Лосе можно пролезть в дырку, а оттуда на автобусе. Казалось: коза — лось. Помнишь, когда от Соминского шли — там есть дырка. Почему-то люди, когда ссорятся, начинают употреблять иностранные слова. Как-то это акцентирует натянутость отношений в их представлении. Адью, гуд бай, данке шён. Он мне написал «ауфвидерзейн». Ну, это уже совсем разрыв. Я уж тебе много тут говорила всего. Меня Телишев научил, что нужно покупать ручки фирмы BIC. Хватает надолго и без всяких фокусов. А те дорогие. И потом, чёрт их знает, они всё время кончаются. Покупаешь — выбрасываешь, покупаешь — выбрасываешь.
Дедуся появился где-то у Суходола и тут же начал обеспокоенно разыскивать глазами свою утерянную старуху. Её усадили на кондукторское место. Если бы — в наушниках! Всюду гремит какая-то идиотская музыка. Толпы хамов затолкли своими автомобилями всё пространство. И воздух. Мне дышать нечем, а им хоть бы хны. Не понимают, никто им не объяснил, что пердеть в нос прохожим — неприлично. Культурочки не хватает. Абсолютно чужие. Инородцы. Они — непонятно чем озабочены и непонятно чему смеются. Откуда они взялись так вдруг или постепенно? Ведь в нашей молодости было не совсем так. Всё же как-то было кругом роднее. Ты помнишь, как мы встретились с тобой? Я этого никогда не забуду. Может, теперь это за счёт приезжих? Да, низкое легче становится эталоном, чем высокое. Уровень снижается, идиотизм и дикость растут. Это понятно: простой человек ведётся, не думая. Ему не приходит в голову, что нужно всегда противостоять или, по крайней мере, быть осторожным. Чтобы не потерять себя. Да у него и нет никакого такого «себя».