— Уже устает! — закричали со всех сторон, и кто-то из грибных генералов, проскакав на зеленой лягушке, скомандовал:
— Огонь из всех орудий!
Грибы-артиллеристы хватали высохшие Дождевики и, хлопая ими, бросали в меня со всех сторон… Скоро весь воздух около меня наполнился похожей на желтый дым пылью лопающихся Дождевиков; эта пыль лезла мне в горло, в нос и в глаза. Я начал чихать, из глаз потекли слезы, начал одолевать кашель. А ноги так устали, что отказывались работать… Целые миллионы крупных, как черные пуговицы, муравьев, подходили грибам на помощь, а длинные тощие и голодные комары-музыканты, трубя победу, ринулись на меня в атаку… Ах, как я жалел теперь, что второпях оставил свое ружье у Колдуна на мельнице!
Дело принимало скверный оборот. Теперь я уже сознавал всю опасность своего положения: ноги скользили, разъезжались в стороны, и я каждый момент мог упасть; муравьи окружали снизу, комары сверху. Бежать было опасно, потому что легко было поскользнуться и упасть. А этого только и добивался бесчисленный неприятель, потому что как только я свалился бы наземь, грибы тысячами полезли бы мне в рот, нос и все лицо, пыля вонючей пылью Дождевиков, а муравьи с комарами стали бы наносить мне тысячи ран по всему телу, пока я не потерял бы сознанья и не был бы насмерть замучен соединенными силами неприятеля.
— Сдаюсь!.. — закричал я и, привязав на палку носовой платок, замахал белым флагом.
— Ложись! — потребовали сотни вражеских голосов, и лягушки затрещали в барабаны.
Но я понял коварство неприятеля и не лег. Напротив, мне сейчас же пришла мысль подняться вверх, а не опуститься вниз. Быстро обернувшись к дереву, я ухватился за сучок и начал карабкаться по стволу. Много смельчаков из муравьиной армии и из отряда комаров-музыкантов ринулись следом за мной, но я чувствовал, что теперь не погибну, и эта надежда увеличила мои ослабшие силы. Я с ловкостью кошки карабкался все выше и выше, пока не достиг вершины одного из стволов… Отсюда я уже спокойно взглянул вниз и мог видеть ту суматоху, которая поднялась среди обманутого неприятеля. Доползающих до меня муравьев я сбрасывал щелчками вниз, а самоотверженных комаров давил без всякой жалости прямо на своем лице…
Вплоть до ночи отсиживался я на дереве, похожем на поставленного вверх ногами человека, и, обламывая сухие ветки, бросал ими в отступающего в страшном беспорядке неприятеля. Скоро вокруг все стихло. Только сторожевые огоньки из Ивановых червячков указывали на местоположение неприятельских войск…
— Что же делать? Милая, добрая Волшебница! Помоги мне!.. — шептал я.
И вдруг темный страшный лес огласился грустным звонким криком лебедя:
— Гоу-гоу!..
Зашумели над моей головою сильные крылья, и белый лебедь опустился на траву около самого дерева, на котором я отсиживался. Но когда я опустил радостный взор на землю, там, вместо лебедя, стояла знакомая, похожая на белого ангела девушка, моя добрая и милая Волшебница. Как только в лесу прозвучал крик лебедя, все сторожевые огни неприятеля сразу потухли…
— Бедный мальчик! Где ты? — раздался нежный голос озирающейся вокруг белой девушки.
— Я здесь! — радостно закричал я и начал торопливо спускаться по стволу дерева на землю.
Еще обламывая сухие ветки, чтобы кидать их в неприятеля, я слышал какие-то слабые стоны, но, занятый своим спасением, не обратил на эти стоны никакого внимания. Теперь, слезая, второпях, я обломал живую ветку и ясно расслышал, как простонало мое дерево, и почувствовал на своей руке теплую клейкую влагу. При свете, который исходил из белых одежд доброй Волшебницы, я увидел на своей руке кровь… Сперва я думал, что я поранил себе руку до крови, но потом убедился, что кровь текла из обломанной мною ветки… Я весь задрожал от испуга и изумления и, спрыгнув раньше времени на землю, подбежал и прижался к белой девушке…
— Не бойся, милый мальчик! Теперь я не дам тебя в обиду! — сказала она, гладя меня по голове и ласково заглядывая в мои глаза.
Я молча показал ей на дерево и сказал:
— Из него течет кровь!.. Оно стонет…
Добрая Волшебница приблизилась к этому дереву, поцеловала его и сказала:
— Встань, бедный великан, на ноги!..
И совершилось такое, чему, конечно, никто не поверит. И я не поверил бы, если бы не видал этого своими глазами. Дерево, похожее на перевернутого вверх ногами человека, стало тихо опускать свои, похожие на ноги, стволы; когда обе вершины стволов, перегнувшись, коснулись земли, вдруг вырвался из земли общий ствол с мохнатым корнем, и пред нами предстал Великан с всклокоченной, давно нечесанной головою, стоявший на двух широко расставленных ногах. Великан еще напоминал немного дерево, потому что вместо одежды его покрывала древесная кора, а вместо двух рук были две толстые ветки. Но вот белая девушка дотронулась до этих ветвей, и они быстро превратились в руки. С радостным смехом, гулко разносившимся по молчаливому лесу, Великан сдирал с себя древесную кору, и там, где отрывалась кора, показывалось голое тело… Когда Великан сделался совершенно человеком, он упал на колени перед доброй белой девушкой и поцеловал ей ногу. А потом он со смехом посмотрел на меня и сказал: