Я лежал и прислушивался к приятным звенящим звукам и незаметно задремал под эту тихую мелодичную музыку.
— Пора!
Я открыл глаза. Старый рудокоп зажег синий огонек и собирался на работу.
Не хотелось вставать. Я лежал, охал и покашливал.
На рассвете в горах бывает ветер, и потому теперь немолчно звенели сахарные скалы и утесы, и казалось, что где-то далеко настраивают много-много гитар.
— Ветерок начал играть! — заметил старый рудокоп и сладко зевнул.
А около домика уже толпились и побрякивали инструментами рудокопы, и все громче раздавались их перекликающиеся голоса.
— А ты, старичок, вставай, а то опоздаешь… Пойдем вместе: я иду на верхнюю шахту…
Я поднялся, потянулся, съел три заливных ореха и сказал:
— Пойдем!
— Возьми саночки-то! — сказал рудокоп и ткнул ногой в небольшие сахарные сани с желтыми леденцами вместо подрезов [74].
— Не развалятся? — спросил я.
— Крепкие! Из синего сахара!
Мы вышли. Вереница рудокопов с синими фонариками в руках тянулась в сумерках к шахте и словно проваливалась сквозь землю.
— Прощайте! — крикнул я, сняв шапку.
— Счастливый путь! — ответило несколько голосов.
И мы со старым рудокопом начали тихо взбираться на горы.
В горных долинах встречались рощи из сахарных деревьев, похожие на покрытые мягким пушистым снегом сосны и елки. Стволы и ветви у них были коричневые, из пережженного сахара, а листья из зеленоватого мармелада… Я мимоходом обломил ветку и, обрывая листочки, с удовольствием ел их… «Вот если бы в нашем саду росло хотя одно такое дерево!» — думал я, оглядывая чудесную рощу.
Старый рудокоп с удивлением смотрел на меня и ухмылялся:
— Ну и жадный же ты, братец мой! — сказал он, когда я, объев листочки, принялся ломать и сосать веточки.
— А разве вы не едите этих деревьев?
— Выдумал! У нас они на дрова идут…
— Эх, вы!.. Не понимаете… — сказал я и опять стал думать, как хорошо было бы поставить такое дерево на Рождество вместо елки… Как кончилась бы елка, сейчас уронили бы на пол сахарное дерево, и в одну минуту от него остался бы один только ствол…
Когда мы выходили из рощи, на дорожку выскочил олень, белый с золотыми ветвистыми рогами… Пугливо посмотрев на нас, олень прыгнул через дорогу и помчался на горы…
— Сахарный олень! — сказал старый рудокоп и рассказал мне, как у них охотятся на этих оленей: — Ноги у них сахарные и очень хрупкие; стоит только попасть ему в ногу камнем из леденца, и нога сломится. А без ноги бери его руками!..
Миновали рощу.
Солнце еще не вышло, и синие облака спали в сумерках на горах и под горами. Еще две-три звезды догорали в небесах… Чем выше мы поднимались, тем сильнее скользили ноги и тем труднее было идти. Кое-где высокие, пропадавшие в облаках скалы открывали свои мрачные ущелья, и мы пробирались ощупью, пока не выбирались из этих черных пропастей. Несколько раз нам приходилось проходить по самому краю скал, и тогда сахарный песок сыпался из-под наших ног и шумел, скатываясь в пропасти, — как шумит горный водопад… Раза три из-под наших ног с клекотом поднимались белые орлы, и сердце вздрагивало от испуга.
— Ну вот я и дошел! — сказал вдруг старый рудокоп, остановившись около заброшенной шахты. — Кыш, вы! — закричал он и на кого-то замахнулся лопатой.
— Кого это ты пугаешь? — спросил я.
— Горных карликов! Развелось их теперь у нас в горах видимо-невидимо… Таскают у нас лопаты и кирки и роют зря, где попало…
— Чего же они роют?
— Орехи заливные берут… Кыш, ты!
Меж глыб сахара мелькнула фигурка коричневого карлика, потом появилась под самыми ногами у рудокопа, и он пихнул его ногой.
— Гоп-гоп! — крикнул карлик и кубарем покатился под гору. А за ним стали прыгать и другие прятавшиеся в сахаре карлики и с криком скатывались в пропасти.
— А что, не опасный это народ?..
— Самый пустой!.. Пугливый народ!..
— А ты зачем идешь в эту шахту?
— А там попадаются шоколадные ковриги… Теперь горные карлики разрыли сахар-то — поищу ковриги… Вкусная она… Люблю я эту ковригу…
Показал мне рудокоп тропинку, змейкой вьющуюся на горы, и сказал:
— Ну, теперь иди один!
— Недалеко вершины гор?
— Только два раза вспотеешь и будешь на самой огромной высоте.
— Прощай!
— Счастливый путь! Крепче держись, как покатишься на санках-то!
— А трудно катиться?
— Кто знает? У нас двое рудокопов скатились да так и не вернулись: может быть, не могли влезть обратно на горы, а может быть, разбились…
Стало светлеть небо, и начали обрисовываться контуры гор. Поплыли куда-то синие облака, и стали появляться блестящие склоны утесов… А я лез и лез себе в гору… Силы мои слабели, а тут еще приходилось тянуть за собой санки. Я уже приходил в отчаяние и несколько раз садился на сахарные глыбы и плакал, проклиная свою горькую участь. Как вдруг, подняв с мольбой к небу свою голову, я задрожал от радости: предо мною вставали зубчатые горные вершины…
— Слава Богу! — закричал я, напряг все свои силы и начал карабкаться вверх по отвесным скалам…
Спустя час, я стоял на вершине Сахарных гор… Подо мной отовсюду тихо плыли задумчивые облака, и от этого казалось, что сам я несусь куда-то в синем небесном тумане… Ветер трепал мою седую бороду и поднимал клубы сахарной пыли на горных равнинах, а вершины, звонкие и крепкие, как литое стекло, гудели под напором ветра, как телеграфные проволоки в поле в тихую и ясную морозную ночь… Изредка трескались где-то сахарные скалы и с грохотом рушились в бездны.
Отыскав удобный утес, я прижался к нему плотнее, уперся ногами в трещину и стал ждать солнечного восхода…
Уже красный краешек солнца показался из-за гор, и дальние, более высокие вершины стали золотиться и румяниться, но синяя мгла еще ползла около гор и закрывала все горизонты…
Но вот выплыло вдруг словно кем-то подброшенное снизу солнце, и Неведомое царство во всем великолепии открылось перед моим изумленным взором… Трудно описать, что я увидел с восходом солнца: нет таких слов, чтобы описать это, и нет таких красок, чтобы нарисовать эту изумительную картину…
Точно по приказу Волшебника, стал таять туман… Кто-то Могучий отдергивал синюю завесу, за которой пряталось Волшебное царство… Сахарные горы загорелись разноцветными драгоценными огнями, надели на свои головы золотые короны и накинули на себя пурпуровые мантии… Из-под золотых корон падали на них перламутровые кудри, и долины меж гор накрылись голубыми бархатными коврами… И все горы сверху донизу словно заиграли на сладкозвучных арфах, приветствуя появившееся в невыносимом блеске золотого огня горячее Солнышко… Впереди Солнышка, кутаясь в розовые одежды, плыла на облачке Румяная Заря, и свет от ее развевающихся по ветру одежд окрашивал плывшие в глубоком молчании облака… Небеса улыбались, сгоняя со своего лица синие туманы, и по мере того как туманы таяли, начинало вырисовываться огромное Розовое Озеро Доброй Волшебницы с гористыми берегами; на этих берегах высились зубчатые стены и узорчатые башни великолепного, похожего на легкий призрак замка… Озеро было спокойно и отражало в себе берег, стены и замок… Прямо туда понеслась Румяная Заря, и бесчисленные окна замка вспыхнули ей навстречу радужными огнями, а башни замка засияли золотыми крышами… Розовый и золотистый дым клубился из труб замка, опускался на Розовое Озеро и, тихо колыхаясь, таял, обнажая прятавшихся в нем белых лебедей… Два белоснежных Великана шли к огромным колоннам запертых ворот и золотыми ключами отперли и распахнули их настежь… И в раскрытые ворота стала видна длинная пунцовая лента дороги, ведущей на голубые небеса.
— Боже мой, какое счастье хоть раз в жизни увидеть это Волшебное царство! — шептал я и стоял с широко раскрытыми глазами, позабыв все на свете… Да, я позабыл все на свете! Забыл, что я дряхлый старик, забыл, что у меня есть мамочка и папочка, забыл, что, быть может, я никогда уже не вернусь в родной дом… Все забыл и только жадно смотрел на чудеса Волшебного царства…