Никогда Нерон не чувствовал себя актером больше, чем в Греции, и потому нигде не натворил он больше актерских глупостей и грехов. Я уже приводил выше примеры его ревнивых столкновений с местными знаменитостями. Разумеется, если бы Нерон был артистом-профессионалом, а не дилетанствующим императором, то ехать на гастроли из варварского (с эллинской точки зрения) Рима в Элладу было бы такой же дерзкой претензией, как теперь бы из Харькова — в парижскую Grande Opera, либо из Казани — в миланский La Scala. И вот Нерон, забывая в себе императора, помнил, как артист, что он идет по тропе, вызывающей дерзости, и потому все хотел ошеломить греков смелостью своих посягновений. Отсюда tours de force’ы вроде выезда на десяти лошадях на Олимпийском стадии, чуть не стоившего Нерону жизни. Этот странный человек, на родине почти равнодушный к насмешкам доморощенных ателланистов, вроде Дата, дерзавшего в лицо цезарю делать намеки на убийство Клавдия и Агриппины, боялся попасть на зубок греческим острякам. Он не решился побывать ни в Афинах, ни в Спарте, — будто бы — боясь грубости спартиатов и остроумия афинян. Принудительное самоубийство высокоталантливого Корбулона, главнокомандующего армией в парфянской и армянской войнах, только что оконченных миром и вассальским визитом Тиридата в Рим, Дион Кассий объясняет артистическим самолюбием Нерона. Он де вызвал Корбулона к себе любезным письмом, потом спохватился, что ему неловко будет выступить на сцене пред изумленными очами этого сурового воина, привычного видеть государей на театре войны, а не на театре оперы, — и потому послал ему навстречу смертный приговор. Объяснение, конечно, вздорное, но любопытное, как характеристика, насколько очевидна для общественного мнения была двойственность натуры Нерона, до какой степени люди привыкли чувствовать, что самодур в нем скрывает нравственного труса, а под дерзостью его желаний ноет неуверенность в своем праве на них.
То недовольство части населения освободительными мерами Нерона, которое нашло впоследствии отголосок в книгах Диона Кассия и, следовательно, господствовало в его литературных источниках, выразилось в упомянутом выше столкновении цезаря с дельфийским духовенством. Высший религиозный авторитет эллинского мира попробовал наложить карающую руку на высший государственный авторитет всемирной римской державы. Но античная Каносса не выгорела. Как уже было говорено, Нерон беспощадно разгромил дельфийский монастырь, ограбил его имущество (одних бронзовых статуй он, будто бы, отослал в Рим пятьсот!) и осквернил кратер вещего оракула, завалив его мертвыми телами, как уверяет Дион, просто засыпав, как свидетельствуют другие. Светоний молчит об этом святотатстве, хотя упоминает, что Нерон был в Дельфах, совещался с оракулом и получил предостережение «бояться возраста 63 лет». Нерон нашел такой срок жизни вполне для себя достаточным и был очень обрадован, но оракул, как всегда, оказался двусмысленным мистификатором: он намекал на 63 года ближайшего преемника Нерона, старика Гальбы.