— Конечно. Окна. Двери.
Умник.
— А ты всегда возишь в джипе помаду?
— Ты даже не представляешь, что у меня там есть.
Дорожка заканчивалась возле двери в гараж аккуратной круглой площадкой, усыпанной гладкими белыми камушками, справа высилась массивная кирпичная стена, идущая от гаража до самого дома. Слева оставалась открытая лужайка. Если мы окажемся на лужайке, нас могут увидеть. Дверь была заперта.
Мы спрятались в кустах и стали ждать. Вскоре послышались шаги, и появился второй гангстер. Он засунул руку в карман и вытащил серебряный ключ. Я сделал два быстрых шага вперед и ударил его по голове, под правым ухом. Он сел на землю, и я ударил его еще раз. Пайк поднял ключ.
— Неплохо.
Я подул на пальцы.
Пайк отпер замок. Низенький мексиканец с широким лицом, в сером костюме фасона «зут»,[48] направил в грудь Пайка пистолет и нажал на курок. Послышался глухой хлопок, и Пайк моментально оказался в воздухе. Его правая нога описала широкую дугу. Послышался новый, несколько более громкий звук — как если бы уронили спелый арбуз на каменный пол. Мексиканец рухнул как подкошенный, безвольно раскинув руки. Пайк посмотрел на себя, прижал руку к растущему пятну на правой стороне груди и сел на пол.
— Иди дальше, — сказал он. — Найди мальчишку.
Мне ужасно хотелось закричать. Я посмотрел на Пайка, кивнул и толкнул следующую дверь. Вперед. Никогда не отступай.
В гараже стояло три лимузина «кадиллак», два «роллс-ройса» и ярко-желтый «феррари». К счастью, охранников здесь больше не было. Я выглянул наружу. Возле входа в особняк стоял еще один лимузин. Я пересек внутренний дворик и приблизился к особняку сбоку. Наверное, здесь находилась кухня. Может быть, мне следует начать стрелять, и к тому времени, когда стрелять будет не в кого, я либо сумею вернуть мальчика, либо буду мертв.
Перед домом имелся навес для автомобиля. И единственная дверь с маленьким звоночком. Когда я нажал на звонок, дверь открыла маленькая смуглая женщина и с отвращением посмотрела на меня.
— No as comer![49] — сказала она.
— Вы говорите по-английски?
— Нет, нет. — Она потрясла головой и попыталась вытолкать меня за дверь.
Наверное, она решила, что я один из громил Гамбино.
Я показал ей пистолет и кивнул в сторону входных ворот.
— Уноси ноги! — сказал я и вошел на кухню.
Маноло сидел за кухонным столом и ел сэндвич.
Пиджак он снял, на фоне голубой рубашки с белыми манжетами и воротником выделялась темная подплечная кобура. Увидев меня, Маноло потянулся к пистолету. Я дважды выстрелил в него. Пули с высверленными головками сбросили его со стула, и грохот выстрелов громом раскатился по кухне.
Я прошел по коридору и оказался в гостиной, по сравнению с которой квартира Барри Фейна походила на телефонную будку. С балкона появился телохранитель Гамбино с ружьем в руках. Увидев меня, он спросил:
— Что за дерьмо здесь происходит?
— Обычное дело, — ответил я и ударил его в лицо рукоятью пистолета.
Он пошатнулся, уронил ружье, но сознания не потерял. Я встряхнул его и ткнул дулом пистолета в шею.
— Они только что провели мальчика. Куда?
— Клянусь богом, я не знаю. Клянусь.
Я ударил его по губам рукоятью пистолета. На пол полетели осколки зубов, брызнула кровь. Он упал на колени.
— Куда?
— Кляшусь бохом. Не жнаю.
Трудно говорить с изуродованным ртом.
— Где Дюран?
— Нарерху… Навершу.
— Покажи.
Со своего места я видел изящные двустворчатые двери и лужайку возле бассейна. Если они и слышали выстрелы, вида никто не подал. Гамбургеры продолжали жариться, гремела музыка, смеялись мужчины и женщины. Я не забывал об Эллен Лэнг, сидевшей в «чероки» Пайка, лишенной музыки, смеха и радости. Возможно, она слышала выстрелы. И могла отправиться звонить в полицию.
Я заставил громилу подняться, мы вошли в гостиную и по чудовищной полукруглой лестнице поднялись на второй этаж. Из дальней части дома доносились голоса и шум закрываемых дверей. На верхней площадке я сказал:
— Куда ты меня ведешь?
— В офишш. — Он посмотрел налево. — Дверь, там двое паршей. Прямо мимо ниш офишш.
— Только пара парней, говоришь?
— Да.
— Здесь есть еще один выход?
Он удивился и покачал головой. Даже это слабое движение вызвало у него боль.
— Я ждесь не живу. Тут все жакрыто. Жвуконепронишаемо.
Хм-м-м, жвуконепронишаемо — замечательно.
— Зачем вы сюда приехали?
Его глаза закатились, и он стал оседать на землю. Я встряхнул его и снова спросил.
— Бижнеш, — пробормотал он.
— Бизнес. Наркотики?
Он кивнул.
Стены длинного коридора были обшиты ореховым деревом. Впечатляюще. Такие стены я видел в отеле Святого Франциска. Мы подошли к двери, я приподнял «беретту» и поднес палец к губам.
— Конешшно, — сказал он.
Стройный мексиканец сидел за столиком и говорил по телефону. Высокий крупный блондин примостился на краешке стола и внимательно слушал, скрестив на груди руки. Напротив располагалась красивая, обитая медью дверь, которая вела в святая святых Дюрана. На блондине была светло-желтая спортивная куртка. Мексиканец был одет в серую тройку от братьев Брукс и выглядел лучше, чем блондин. Наверняка он исполнял роль секретаря. Он по-английски спрашивал о шуме, который до них долетел. Я толкнул мистера Зубы вперед, вошел вслед за ним и по разу выстрелил в мексиканца и блондина. Пуля с пустой головкой сбросила мексиканца со стула, а блондина со стола.
Я посмотрел на дверь. Она была толстой и массивной, и я не знал, как проникнуть внутрь. Ручки не было. Тук-тук-тук, к вам Цыпленочек! Где-то возле столика секретаря должна находиться кнопка, которая приводит в движение металлические шестерни, раздвигающие двери. Для таких мощных дверей требовались крепкие шестерни.
Мистер Зубы и я уже успели пересечь большую часть пространства, отделявшего нас от двери, когда они распахнулись, и появился Руди Гамбино.
— Какого дьявола здесь происходит?!
В левой руке он держал пистолет. Как только Гамбино увидел меня, он сразу же уронил оружие.
— Отойди, толстяк, — сказал я.
Он отошел. И мы вошли.
37
Перри Лэнга в комнате не было.
Доминго Гарсия Дюран сидел на темно-бордовом кожаном диване, а все стену за ним украшали черно-белые фотографии. На большинстве из них были арены, быки и Дюран, в своем Костюме Света. Впрочем, на некоторых Дюран красовался вместе с другими матадорами, политиками и самыми разными знаменитостями. Все улыбались. Все были друзьями.
«Ур-ра Гол-ли-вуду!»
На тиковых пластинках висели разнообразные трофеи — черные рога и уши. Серо-черные копыта стояли на деревянных пьедесталах, словно лишившиеся рассудка пепельницы. Все в комнате дышало смертью, точно атлас, пораженный гнилью. Возле окна на высокой деревянной подставке висел плащ, а над ним скрещенные шпаги вроде тех, что мы видели на воротах, только эти были настоящими. Стены украшали написанные маслом картины, изображавшие быков и Дюрана, приготовившегося нанести смертельный удар. На полках стояли многочисленные статуэтки быков, матадоров и всадников с длинными копьями.
— Тебе не кажется, Домми, что ты малость переборщил? — спросил я.
— Ты в полном дерьме, — сказал Руди Гамбино.
— У меня есть пистолет, Руди, — напомнил я.
Перед Дюраном располагался мраморный кофейный столик. На нем стоял открытый дипломат. В дипломате были аккуратно сложены ряды стодолларовых купюр. Сверху лежала старая шпага Дюрана. Дюран наклонился вперед, захлопнул дипломат и взял шпагу. Как сказал Пайк, это короткая шпага для закалывания быка.
Я позволил мистеру Зубы сползти на пол и посоветовал оставаться на месте, а потом навел пистолет на Дюрана.
— Я хочу получить мальчика прямо сейчас, Домми.
Я представлял себе, как истекает кровью Пайк. Я видел, как высвобождается Санчес и отбирает у Эллен пистолет…