Так я тебя и послушал! Я встал, выпрямился во весь свой немалый рост, развернул, чуть толкнул красавицу спиной к стенке строения, у которой грелся на солнышке, и, продолжая свой неторопливый и неотвратимый массаж, заглянул её в лицо.
-- Что ж это ты, Манефа? Вспоминай давешнее. Ай-яй-яй. Память девичья? А как я тогда приговаривал? Я. Иисус. Ты. Тебе - хорошо. Счастье. Со мной. Всегда. Клятвы свои позабыла? Помнишь как тогда, при расставании, обещалась? А? Мой господин. Позови - волей приду.
Она молча, тяжело дыша, пыталась то оттянуть затянувшуюся на шее цепочку, то оттолкнуть меня, то оторвать мои лапищи от своей груди. Я заводился сам, и моя "пальпация" становилась всё жестче, всё плотнее. Глаза её, под неровно трепещущими ресницами, закатывались. Она морщилась, ахала и охала, собираясь, кажется, обругать меня или закричать. А я продолжал. Возбуждать воспоминания. И - не только их.
-- А как выпевала тогда? Сладко-сладко, звонко-звонко. Струясь медом и патокой. Трепеща душою и телом. Отдаваясь в руки мои и в волю мою. А? "За-айди, за-а-айди-и... будем упива-аться... будем... до у-утра-а...".
Вдруг она обмякла и начала съезжать по стенке. Пришлось подхватить её под спину, прижать к себе. Она же, не открывая глаз, закинула руки мне на плечи. И принялась, очень страстно, хотя и неумело, целовать меня. Во всё, что попадало под её губы.
-- Ваня... Ванечка... миленький... жданный-желанный... сударь мой суженный... господин души и сердца... что ж ты не приходил столько... уж я заждалась-замучилась... уж молила-упрашивала Царицу Небесную... чтобы хоть на денёк... хоть на часок нас свела...
Уста наши слились. Тела всё сильнее прижимались друг к другу, направляемые взаимным, совершенно безумным стремлением.
Здесь не было места для изысков, для игр с оттенками и нюансами, для тонкой, пряной, изысканной ласки. Или - для каких-то хитрых планов, расчётов. Бешеная страсть, жажда близости, стремление быть вместе, вплоть до готовности содрать для этого с себя одежду, вместе с кожей... Да хоть что! Лишь бы - ближе. Без каких-либо подробностей процесса, последовательности действий, движений и перемещений...
Рука моя, скользнув по её бедру, вздёрнула вверх подол монашеского одеяния, попыталась влезть между нашими плотно прижатыми друг другу телами.
Увы, как указано Вселенскими соборами, соединённое богом - человеками разделено быть не может. И не надо! Ладонь легла на ягодицу, сжала так, что Манефа охнула и принялась целовать меня ещё чаще, передвинулась дальше, ниже, заставляя всё сильнее наклоняться к ней. Ножки, выросшие "воротцами" - иногда очень способствует...
Пальчики вдвигались всё дальше, пробежались по складочкам, по уже набрякшим и чуть раскрывшимся губкам. Один, чуть покрутившись на месте, вдруг нагло, сильно - прижал, надавил и... и скользнул внутрь. В остро жаркое, мокрое...
-- Нет! Нет!
-- Да.
-- Нет! Не здесь! Увидят! Туда! Там...
Смысл я не очень уловил. Но конструктивность, звучащая в её силлогизме... что-то насчёт "исключения третьего"... или - третьих... они же - лишние...
Беспорядочно встряхивая головой, бегло вглядываясь по сторонам, то пытаясь свести бёдра и прекратить мои... поползновения, то, наоборот, с силой осаживаясь мне в ладонь, она ткнула рукой в сторону низенькой дверцы сарая рядом. И окончательно, "насовсем", смежила ресницы. Всё, "хай воно горит" - она сложила с себя ответственность.
"И пусть весь мир подождёт". Или - пойдёт нафиг.
Я ещё как-то пытался... включить мозги... или что там у меня оставалось. Но она снова ухватила меня руками за шею, закинула ногу на поясницу и вцепилась мне в губы.
Понятно, что транспортировать женщину при таком хвате... - только при её активном участии! У меня в голове ещё никакие шестерёнки с пятерёнками не зацеплялись, но когда и вторая её нога оказалась у меня на поясе, а сама она чуть отклонилось в указанном направлении...
"Дорога - направление по которому русские собираются проехать". Направление мне указали - сщас дорогу сделаю.
Закон, сами знаете какого английского Исаака - суров и повсеместен. Прикрывая, с трудом выдернутой из плотных объятий её бёдер рукой - её затылок, я, направляемый и подгоняемый более всего тем самым Исааком и центром тяжести нашей общей с ней системы, устремился к двери сараюшки. Которую и выбил с налёта своей тыковкой. Больше - нечем, всё остальное - занято.
Дверка хлопнула, мотнулась туда-сюда за моей спиной, но это уже было не интересно: имея центр тяжести, висящим у меня на животе... да ещё непрерывно выгибающийся... и впивающийся в губы и... и в куда попало... а на пальцах у неё - типа, когти... синяки, блин... спина - в полоску, морда - в крапинку... ну и фиг с ним... мне оставалось только подсовывать точку опоры. Точки. В смысле - ноги. Мы стремительно проскочили насквозь этот... кажется - курятник. В конце сарая оказалась вторая дверка. Которую я тоже вышиб. Тем же самым. Дальше было что-то вроде амбара. Высокого. Полупустого. С кучей мешков в середине.
Скорость я уже набрал приличную, как истребитель в пикировании - взлетел без проблем. Мужчины вообще в таких ситуациях легко взлётывают. А потом, естественно, падают. Что я и сделал, споткнувшись. Врождённые инстинкты остаются при мне: ценное - женщину и водку - при падении надо сберечь. Поэтому я оказался на спине, она на мне, нос к носу. Я ещё как-то пытался сообразить - где я, что я, к чему это я... Но Манефа рывком вытащила из под себя разделявшие нас тряпки и, с несколько озверелым выражением лица...
Правильное слово - обрушилась. На... ну, что торчало - то и попало.
Как ей удалось, при отсутствии опыта и навыка...? - Повезло. Мне. Я ж говорю: Богородица - щастит. А то ведь... могли быть невосстановимые потери. При таком произведеньице массочки скромной игуменьи на таковое же ускореньеце... Термин "членовредительство" - бывает очень точен.
А жо поделаешь? Только личным примером. По Кочергину: "Или закусив губу и поранив член, или глядя с прищуром на порносайт и намозолив потную ручонку". Я бы сам - может ещё и подумал... Но... А сайтов тут - вообще никаких.
Как известно от того же Исаака: "сила действия равна силе противодействия". Хотя и приложены к разным телам.
Уточню: и к разным местам. Этих тел.
Если я просто зубами скрипнул от остроты и неожиданности ощущений, то Манефу пробрало... глубже. Вскрикнув, она упала мне на грудь. Пережив, за пару вздохов, свои, неудивительно болезненные ощущения, она, утратив свою озверелость и криво морщась, начала, было, подниматься, отодвигаться и сниматься.
Не в смысле: сниматься в..., а в смысле сниматься с... Но тут уж я воспротивился. Захватом за её "тазик бедренный". Пару раз мы перекатились, сваливаясь всё ниже, к подножию этой горы мешков с чем-то... сыпучим. Зерно какое-то. Рожь или овёс, сквозь мешки - задницей не разобрать. После чего, оказавшись в почти классике, я смог повести "первую скрипку". Не Шуберт, конечно, со своими симфониями. Только "шу-уш, шу-уш..." от движения одежды по мешковине.
Сперва, кажется, она возражала. Потом - смирилась и терпела, потом, типа, начала оживать. Не суть. Суть... вы отбойный молоток остановить пробовали? - Можно. Если воздух перекрыть. Да и то... Я не профессионал-ныряльщик, но минут десять... смогу и без воздуха.
Упав мокрым от пота лицом в пыльные мешки, я пытался отдышаться, остыть. И одновременно поглаживал прохладное тело женщины рядом. Как, всё-таки, занимательно меняется ощущение температуры в процессе... процесса.
-- Ты как?
Она неопределённо двинула бровью, накрыла мою руку у неё на животе, своей рукой.
-- Резко. Больно. Прошлый раз... лучше было.
-- Что ж, значит есть причина повторить и улучшить.
"Ещё раз и лучше" - давняя математическая мудрость. И не только в математике.
Она собралась что-то ответить, как вдруг взгляд её стал "слушающим". Через мгновение и я услышал: в курятнике кто-то ходил.