За ночь течение снесёт покойницу вдоль берега, куда-нибудь к Которосли. Или где-то по дороге зацепится. На утренней зорьке будет какому-нибудь местному рыбачку подарочек: "Тятя-тятя, наши сети притащили мертвеца". Или - мертвячку? Как-то в женском роде у нас отсутствует... А пора: Неро - женский могильник. На моей памяти - постоянно. То - блудниц, то - монашек...
Меня снова бьют, одевают на голову мешок, выворачивают руки, так что я вынужден согнуться. "Поклон в пояс". Так вертухаи зеков водят. С первого же шага наступаю на подол, падаю. Меня снова бьют, поднимают, затыкают подол за ворот, тянут куда-то... снова роняют. Теперь в воду. Я захлёбываюсь, задыхаюсь, барахтаюсь... Меня держат. Дают вздохнуть. Судорожно. Заглотить кусочек воздуха с всхлипом... и снова втыкают головой в воду...
Говорят, что в последние мгновения перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь. Я - не вспоминаю. Значит - это ещё не смерть. Но как же больно! Когда лёгкие рвутся от удушья.
Меня то топили, то мордовали, то что-то спрашивали. Через мокрый мешок на голове - не слышно. Да я бы и не понял: когда дышать нечем - даже если бы пальцы ломать начали - не обратил бы внимания.
Проще надо, Ваня. Проще-прощее. Вообразил себе невесть что. Воевода Всеволжский, Зверь Лютый, царь и бог всея Стрелки, надежда всего прогрессивного человечества... а тебя - мордой. Хорошо что в воду, а не в дерьмо. Захлебнуться дерьмом - как-то... не оптимально. Это ты там, у себя, на десяти верстах Дятловых гор - что-то из себя... А "здесь и сейчас" - просто вошь на гребешке. "Сейчас" - всегда. "Здесь" - везде. Шаг - в любую сторону. "Конвой стреляет без предупреждения". "Конвой" - "Русь Святая". Та самая, которая - "в ризах образа", которая - "сосёт синь".
Кажется, я снова вырубился.
Очнулся от холода. Сводило всё тело, лязгали зубы, под коленями... какие-то деревяшки. Очень твёрдые, болючие. Свежий воздух. Насыщенный влагой. Ритмичный плеск, покачивание. Лодка?
С меня вдруг сорвали мешок. Резко стало светло. Просто ударило по глазам. Больно. Ошеломительно. И - холод от мокрой одежды. Такой, что стучащие зубы не остановить.
-- Ты кто?
Голос мужской. Знакомый. Где-то я его...
-- Не будешь говорить - опять искупаем.
-- Б-буд-ду. Х-хол-лод-дно.
-- Ни чё, потерпишь. Звать как?
Абсолютное пренебрежение. Вопрос, наполненный равнодушием до такой степени, что оно аж капает. Я осторожно попытался приоткрыть один глаз. Зря осторожничал - глаз не открылся. Заплыл. Здорово ж они меня... Второй... Потихоньку, через щёлочку, через реснички... О! Вчерашний. "Петенька". Как он меня ночью сапогом потыкивал... По самому моему дорогому...
С-с-с... Спокойно.
Мужик, не получив ответа, досадливо хмыкнул, поднялся с корточек, повернулся. Сейчас скомандует - "за борт" и...
-- И-и-и... Иван. З-зовут - И-иван.
-- Гы-гы-гы... Иван. А бабой одет. Гы-гы-гы...
Приятно слышать здоровый мужской смех. Даже - идиотский. Кто-то из слуг.
-- Не бабой, а монашкой.
Глубокий женский голос. Тоже знакомый. Это ж... княгиня! Улита, которая Софья! Которая... сволота. Нас всех... "Убогую" - зарезали! И кинули в озеро. Она ж никому ничего...
Не сесть толком, ни толком посмотреть - я не мог. Даже шевельнутся... Ой! Больно! С-с-с... Что ж они с ногами-то моими...?
-- Ты б, сестрица, отошла бы где сидела, не гуляла по лодии, да в разговор не влезала.
Оставалось - слушать. И проверять - где у меня ещё болит. Мест, где у меня "ещё"... - становилось всё больше.
-- Слышь ты, дурень. Ты с откудова?
Откудова-откудова... с оттелева, с Боголюбова.
-- Из Боголюбова.
Не запутаться бы. Точно - с Боголюбова иду. Шёл.
-- От князя, что ли?
-- От него, от князь Андрея.
-- А с чем послан?
-- Про то сказать могу только бывшей княгине Улите, нынешней инокине Софье.
-- Говори. Вот она я.
Софья широко шагнула откуда-то со стороны, переступила лодейную скамейку, к которой меня привалили плечом, присела рядом с "Петенькой".
-- Ну, говори. Что князь велел передать?
-- Велено сказать: послан привезти ко мне. Тайно. Для разговора о делах семейных. Для подтверждения - дана пуговица от евоного полукафтанья. Для обихаживания - служанка, Сторожея. Что с ней?
Они переглянулись, потом снова уставились на меня:
-- О каких делах?
-- О том не сказано. Моё дело - привезть.
-- Ещё чего велено?
-- Ещё... ничего. Пуговица... Сторожея... для дорогой обихаживания...
Они снова уставились друг на друга. Похожи. Брат с сестрой? Он её "сестрица" называет.
Так это тот "Пётр", который брат-любовник из "свитка кожаного"?! Импозантен, величав. Чувствуется порода. И "глубокая уверенность в завтрашнем дне". Самодоволен, самоуверен, глуповат. Выше среднего, приличного телосложения, светлобород, светловолос, светлоглаз, лет 30-35. Светло-голубые глаза на чистом, довольно правильном, белом лице. Внезапные приступы подёргивания ножкой.
"Вчера перекрасилась в блондинку. Сразу стало проще жить".
Здесь - "блондин природный". Софья ему примерно ровесница. Но выглядит... старше. Потому что умнее. Глупцы часто выглядят моложаво - забот меньше.
У неё - "куриные лапки у глаз", вглядывается в меня - пристальнее. С, пусть и раздражённым и, даже, враждебным, но - интересом. Пытливо. Без того высокомерно-презрительного всеобъемлющего равнодушия, которое постоянно демонстрирует её братец.
Теперь он демонстрирует раздражение:
-- Дура. С ничего крик подняли. Пуганая ворона куста боится. И Якун туда же. Вывозить, прятать... Андрей дознается - всем головы...
Резкий удар Софьей по ноге Петра заставил его замолчать. А выразительный взгляд экс-княгини в сторону гребцов - послужил аргументом.
Голос кормщика:
-- К устью подходим, господине.
Петенька обрадовано приступил к своему любимому делу - к командованию. Он горделиво выпрямился, окинул орлиным взглядом горизонт, положил руку на рукоять кинжала на поясе, принимая более приличествующую предводителю и владетелю монументальную позу, и провозгласил волю свою боярскую:
-- Поворачивай.
После чего соблаговолил снизойти и бросить в мою сторону:
-- Замотать.
И удалился на нос лодии для надзора за правильностью указанного им корабельного манёвра и контроля исполнения оного.
Меня снова замотали платками, всунули в рот кляп, накрыли мешком и оставили помирать.
А чего ещё делать? - Еды - нет, воды - нет, сортира - тоже нет.
А я - есть. Потому как: "мыслю - значит существую". Больше заняться нечем - остаётся мыслить. Это хоть несколько отвлекает. От головной боли. И от всех остальных разнообразных... ощущений.
О-ох... Факеншит...! Извиняюсь, это я пошевелился.
Конец семьдесят пятой части
Часть 76. "Плыла, качалась лодочка по..."
Глава 411
Итак, к моему удивлению - меня не опознали. Я-то думал - я такой весь из себя крутой и общеизвестный. Ан нет. Мания величия, Ваня, для тебя преждевременна. Не знают, не слыхали? Или, вероятнее, не могут совместить одеяние монахини и прозвища "Зверь Лютый", "Воевода Всеволжский"... "Воевода" должен быть толстым, взрослым, бородатым. На коне резвом, в бронях крепких с мечом воздвигнутым. А не юнцом плешивым в одежонке бабской.
В любой момент моё инкогнито может быть раскрыто - попадётся человек, который был в Бряхимовском походе и меня вблизи видел. Другое дело, что в этой, дальней от Стрелки, части княжества таких людей немного.