А я не спорю. "Прозревать" - божье дело. А вот планировать, и делать так, чтобы по планам получилось - моё.
На "Святой Руси" бывает долгосрочное детальное объёмное планирование. Церкви так ставят, крепости. Вон, монастырёк в Смоленске: глину нашли, печек поставили, сотни тысяч кирпичей выпекли, в стенки сложили, изукрасили... Но это единичные примеры уровня суверенного княжества. Нормально так: пришёл начальник, посмотрел "по месту"
-- Тут - копать, там - ровнять. Три дня сроку. И смотрите у меня, ироды!
Остальное - по обычаю.
Это - правильно. Строительства сложных объектов у подавляющего числа жителей - нет. А есть обычай, для имеющегося уровня сложности выработавшийся. Церкви и крепости строят мастера, масоны. У них, для этих типов объектов, наработан иной, их собственный, обычай. У русских мастеров-кирпичников одних только мерок-саженей - штук шесть разных. И они знают куда их прикладывать. "Что обеспечивает удивительную гармоничность объёмов, выполненных в разных мерах длины". В рамках очередного храма Успения, или, там, Вознесения.
А у меня...
Бежит Аким по косогорам. Видит: соломотряс тянут. Что вещь - уникальная, на весь мир - единственная - он уже смирился. Возгордился даже. А тут какие-то смерды...
-- А! Мать вашу...! Куды тащите?!
-- Дык... Эта... На место. Ставить будем.
И что характерно: никто шапок не ломает, спину не гнёт. Аким за плеть да по десятнику. Десятник идеи не понял - поймал на руку да и дёрнул. Яков - за меч, мужичьё - за... за детали соломотряса.
Понятно, что шасталкой, к примеру, доброго гридня не зашибёшь. А зачем?
Начинаются разговоры, и обе стороны друг друга не понимают. Десятник напоминает:
-- Воевода крепко-накрепко заборонил, в службе пребываючи, хоть перед кем шапки ломать, спины гнуть, на коленки падать. Иль ты, Аким Янович, запамятовал?
Давняя разница между Пердуновкой и Рябиновкой. При моём стремлении быть всегда везде, если люди кланяться мне будут - работы вовсе делаться не начнут. За последний год Аким Янович... несколько к более привычному людей привёл. А те и рады: постоят на коленях, на господаря рты поразевавши, глядишь - и отдохнули.
-- А тянем туда, где ему и стоять указано. Воевода и место выбрал, тама уже и ямы выкопаны.
В конце зимы, понимая, что по весне мне землемеров понадобиться немерено, я учил и гонял мальчишек на съёмке местности. У меня тут, на десять вёрст от Стрелки, каждый шаг промерен! Дальше-то пятнами - то война, то снег глубокий, то половодье, а здесь - детально. Естественно, площадки под ожидаемое оборудование - размечены. Земляные работы - частично выполнены.
Снова, как уже было в Пердуновке, Аким влетает в осознание собственной... некомпетентности. Он, княжий сотник, боярин, просто умудрённый жизнью долгой "муж добрый" - не догоняет. Не по тупости: что ему десятник говорит - понятно.
-- Тута соломотряс, тама молотилка, с той стороны подвоз, здеся - амбары...
Понять - понятно. А вот указать... сперва надо разобраться. А ему это тяжко! Учиться... - у кого?! У смерда сиволапого?!
Аким собирался благостно поучить "ублюдка плешивого уму-разуму", взять на себя "труды тяжкие" по обустройству и к процветанию, ежели бог даст, общины приведению. А тут, ему в лицо не говорят, но он же и сам не дурак - как пятое колесо в телеге: даром не нужен.
И тут пришёл Клязьменский караван.
Вот это дела понятные! Досмотреть, указать, построить, взыскать...
Люди пришли купецкие, гонористые. Им и Терентий не ровня. А "обшапкнутый" боярин (с законно полученной от князя-рюриковича боярской шапкой) на весь город один - он, Аким Яныч. Вот тут - без него никак!
Инструкцию мою ему пытались прочитать - он не дослушал. Да и бестолку: я писал для Терентия и Чарджи. Но суть Аким уловил: жёстко. А ему, после всех местных нелепиц да несуразностей явить свой вятшизм и уникальность боярскую - аж кипит и из ушей свистит.
Три десятка лодей-рязаночек выкладываются по бережку в рядочек аккуратненько. У каждой на носу - ленточка красная повязана. Благостные, праздничную одежду одевшие, караванщики сходят на берег. Сейчас, де, "Зверь Лютый" прискочит.
Будем кланяться низко, лыбиться умильно да хихикать тихонько: продался Воевода за серебрушки. Как шлюшка пристанская. Чуть дороже, но это поправимо. Уж мы-то своё возьмём! А ты так курвёнкой продажной и останешься, "зверюшечка". Ути-пути... грозненький ты наш...
"Береги сапоги с нову, а честь с молоду" - русская народная...
На этих косогорах Дятловых - никаких сапог не убережёшь. А сейчас и "честь"... - туда же.
Деталь: в караване шли три тяжёлых учана Николая. С железным шлаком, со скотиной, с разным товаром и людьми. Почему Николай не повёл лоханки к общей пристани, где разгружать удобнее, встал на версту выше - не знаю. Николай потом какие-то объяснялки придумывал... Туфта. "Инстинкт купца-невидимки". Почему и сохранил головы своих гребцов и свою.
Корабельщики по бережку - похаживают, каблучкок об каблук - поколачивают.
Тут - там-тарарам! - едет сверху "фурункулёр". Гром - гремит, свист - свистит, пыль - летит. Впереди стоит славен грозен боярин Аким Рябина. Брони вычищены - огнём горят, борода вычесана - клином торчит. Архангел божий снисходит с небес на грешную землю.
Не-не-не! Сам сын божий!
А архангел, с мечом карающим, у него за плечом стоит, звать - Яков, смотрит... равнодушно-презрительно. Ну и ещё с пяток херувимов - приказчики-прислужники.
Все играют заранее известные роли: грозный начальник сурово приказывает, "меньшие людишки" суетятся, кланяются истово, всякое господское слово ловят и несутся исполнять скоренько, имея ввиду получить милость боярскую и за всё - прощение.
-- Всем с лодеек сойти!
-- Да вот же... уже-с... как ваша милость велеть изволила-с...
-- Ножи, топоры, сабли, мечи - на песок вон!
-- Да как же ж можно-то...! Иль мы порядков не знаем-с...?! Мы ж завсегда понеже...! Не извольте беспокоиться-с...!
-- Воры, тати, робы, холопы...?
-- Господи помилуй, упаси Богородица...! Никак нет...! Ни единого! Даже и близко не стояло! Ни в одном глазу...! Как на духу...! И в мыслях - отнюдь...!
Врать на "Святой Руси" - всегда горазды. А хвостов, как я уже указывал - ещё не выращено.
Аким, обозревая орлиным взором, с высоты чуть недоехавшей до пляжа платформы "фурункулёра", местность и толпы коленопреклоненные, чувствует себя вполне державно. И уж собирается явить милость народу нашему страждущему. Тем более, что посланные приказчики в лодейках ничего криминального не находят.
И тут он вспоминает из моего послания: "Под каждой красной ленточкой - воровская лодья. Искать, пока не сыщите".
А они - все такие! На каждом носу лодейном - ленточка от Цыбиной юбки! Но никаких людей в лодках нет - все на берег сошли. И на берегу - ошейников на людях нет.
Тут Аким понимает, что его дурят. Не сразу, через крайнее удивление и возмущение, до славного сотника храбрых стрелков доходит. Что здесь не радостное единение власти и народа по случаю пресветлой Пасхи, а совершенно конкретное нае... Э... обманулово.
Эдакие "обманутые ожидания" благолепия, законопослушания и, где-то даже, соборности всего русского народа.
Причём "обманутые" - его, Акима Рябины, персонально. Вот это... быдло нахожее, его... который столько лет... верой-правдой... у княжьего стремени... в битвы кровавые... не щадя живота... А они его... как дитя малое... будто пень лесной полусгнивший... кошак старый, слепой-глухой, мышей не ловит...
Дача ложных показаний, сообщение недостоверных сведений, целенаправленный групповой обман властей по предварительному сговору...