Для индустриализации необходимы люди, для которых "медвежий праздник" - не "царство божие", а мерзость и неприятность. Которые способны, склонны к "постоянному размеренному" труду.
Соответственно, "герои" праздника - охотники, певцы, актёры - должны быть не "образцами для подражания молодого поколениями", а "людьми второго сорта". Бездельники, лентяи, бестолочи. Юноши должны не драться за честь изображать зайца, а отшатываться от антрепренёров, как от сутенёров. Сам "праздник" из разряда "прекрасное священное событие" должен быть переведён в разряд вредного непристойного развлечения отбросов общества.
В реальности это означает наказания ключевым персонажам.
Чем и занимаются все мировые религии - они-то выросли не на присваивающем, а на более стабильном, прогнозируемом производящем хозяйствовании.
Нет, когда-нибудь потом... Когда "медвежий праздник" перестанет быть чуть ли не единственным поводом для сытости, когда внезапная халява беспробудного пьянства и обжорства перестанет быть синонимом веселья... Тогда многочисленные исконно-посконные хранители, сказители и имитаторы, кастрировав, обезвкусив и стерилизовав этот ритуал, будут, вполне индустриально, устраивать "чёс" по городам и весям. Наполняя свои желудки колой и попкорном. А своих поклонников - гордостью за их предков. Жравших вот это дерьмо с великой радостью.
Потому что - другого не было! Потому что другое - требует постоянного размеренного труда! А предки - не умели...
Не говорить же, что мы произошли от бестолочей и неумех? Они много чего умели делать, но не попкорн. Поэтому... отсекая не-политкорректное, не-гигиеническое, не-экологическое, не... неудобное в рамках текущих представлении этно-плясунов и нац-скоморохов... пипл хавает?
Будет. Но не сейчас. Когда-нибудь позже. Когда реальный вкус этого мероприятия забудется. Когда можно будет "с превеликим трудом собирать отдельные, чудом сохранившиеся крохи" исконно-посконного образа жизни. И по этим... "следам от гвоздей" свободно нафантазировать себе нечто... современно-приличное и актуально-эпическое.
Жалко, конечно, этнографию. Но запах медвежатины на шестой день...
***
Особый смысл происходящему придавало то, что "добытчиком" был Вечкенза.
Вечкенза просто купался во всеобщем внимании и восхищении. Несколько манерно, с подчёркиваемой сопричастностью, он целовал "мохнатого покойника" в лобик, важно дёргал колокольчик, объявляя начало очередной "медвежьей песни".
"Бзы-ынь... Продано!".
Пел и сам. Несколько раз исполнял свою любимую охотничью песню:
"Иду я по лесу зелёному.
Собака бежит впереди.
А вон большой медведь лезет на дорожку,
И мне надо его убить.
Копьё моё хорошо.
Я в медведя попал.
Сильно я ему дал!
Ах-ах! Потекла его кровь!".
Наглый, самоуверенный, он смотрел теперь, после забоя "топтыгина", на всех окружающих - свысока. На чужаков, в моём лице, просто презрительно. Подыгрывать, кланяться, льстиво лепетать... Перед сынком какого-то племенного князька... мне было противно.
Мы повздорили.
Вечкенза присутствовал на переговорах. Он был враждебен изначально. Моё несколько пренебрежительное отношение:
-- Да, конечно. Медведя убить - здорово. У меня раз из берлоги сразу два медведя выскочило - это было круто. А одного... Да-да, конечно. И какой дурак вздумал бить медведя в мае? Шкура же никуда не годна. Кстати, на шкуре два десятка дырок. Как плохая мастерица иголкой. Это всё ты? Сильно вспотел?
добавляло остроты.
Он пытался меня оскорбить.
Увы: "Оскорбление - привилегия равных". Кто ты такой, "вич-чем-за", чтобы я воспринимал твои взвизги, иначе чем кваканье сексуально озабоченного лягуха на речке?
Было видно, что он едва сдерживает злобу. Ненависть к чужакам, побившим его собратьев на Бряхимовском полчище. Зависть к моему случаю на охоте, к "двум медведям в одной берлоге". Но прицепиться...
Мне не нужна война. Я не могу выступить зачинщиком ссоры. Кто первый обнажил меч - тот и виноват. И в элитах окружающих меня племён - "партия войны" станет сильнее "партии мира":
-- Воевода Всеволжский - бешеный зверь. Рядом с таким жить нельзя. Подымайся народ эрзянский... или мерянский... или муромский - на врага, на пса бешеного. Не то он нас по одиночке съест.
Да, я хочу именно "по одиночке". Потому что Всеволжск пока слаб, со всеми разом не справится. Надо сделать его сильным. Чтобы сделать их самих - другими. Превратить этих "людей", живущих по-скотски в... в "нелюдей". Моющих руки перед едой, давящих вшей, не убивающих собственных детей в душегубках "по чёрному", не дохнущих в регулярных голодовках и межплеменных стычках... Сытых, здоровых, грамотных, умелых... В не таких, какие они есть сейчас.
Быстро. Быстрее. До Батыя.
Объяснять им неизбежное будущее... Все их жрецы, половина вождей - только тем и занимаются, что пытаются открыть народу глаза на это "неизбежное". А народ упорно не хочет "глаза открывать". Народ хочет "спать". В смысле - жить в мире. Потому что, не зная, чует нутром: или я до него, до нормального, простого мужика-эрзи - не дотянусь, или дотянусь - с добром. Потому что со злом к мужику - себе дороже.
Вот со всякими надстройками, элитами, вятшими... возможны варианты. А мужика достать - только нашествием.
Такой слабовыраженный конфликт классовых интересов в племенной, ещё по сути, среде.
"Пока гром не грянет - мужик не перекрестится". Или что язычники делают в подобных ситуациях? И мне сейчас "громом греметь" - совсем нельзя.
Хочется. Врезать, врубить, воткнуть, порвать... этого наглеца. Нельзя.
Я убил неделю на дорогу сюда, я убил ещё неделю на "поедание медведя". У меня во Всеволжске... я даже представить себе не могу - что там без меня делается! Посевная... точно накрылась. Медным тазом.
Время - перевёл, дело - не сделал. Дальнейшее пребывание здесь - смысла не имеет. Но проблема-то никуда не делась!
Всё это бесило чрезвычайно.
Попытка договориться после окончания праздника - снова "завязла". Зато я получил от Пичая приглашение на большую охоту.
Пичай присматривал за сыном, проверяя его способность сдерживать эмоции ради государственных дел. Он упустил сына только на один момент. Этого оказалось достаточно.
Выходя после дня пустых переговоров, я, поджидая коня, которого должны были привести слуги, оказался на крыльце высокой и обширной избы Пичая, на пол-минуты с глазу на глаз с провожающим меня по этикету наследником. Свитские побежали на конюшню, я был раздражён. И подколол Вечкензу:
-- Ну что, Вич-чем-за, ты ещё не выучился быстро бегать за конём для русского воеводы? Стремя придерживать? Учись. Скоро пригодится. В конюхи возьму.
Парень тоже был крайне раздражён проведённым впустую днём. Ещё: необходимостью видеть меня, вежливо слушать мои речи. Озлобление против чужаков (вообще) и против меня (персонально) - и так в нём постоянно кипело. Вот он и сорвался. Схватился за саблю. Но мы стоим на крыльце, вокруг полно народу. Выразить свою ненависть в движении, в рубящем ударе он не мог. Поэтому ограничился словами. Прямо-таки сочащимися ядом:
-- Там... э... Пиче вирь чире-сэ ашт-и вирь ваныень кудыне. (На опушке соснового леса стоит домик лесника). Там... э... Ванды пряд-ан важодемам (завтра закончу работу). Охота. За река. Воевода - кирдык. Воевода коня нет. Никогда. Вечкенза - петь, гулять. Твой сердце кушать. Ха-ха-ха.