Выбрать главу

Помочиться на голову самодовольному сынку врага... каждый. Каждое утро, каждый вечер. Погонять его связанного, с мешком на голове плетями... привязать к коню и поскакать по степи... сунуть головой в бочажок и не давать подняться... травить собаками, пока он не свалится обессилевший, дрожащий от страха... трахнуть живую игрушку оленьим хвостиком... просто трахнуть... привязать верёвкой к дереву и бросить под ноги осиное гнездо... и хохотать, глядя на его прыжки... измазать с головы до пят свежим навозом и оставить связанным на солнышке для мух... приставить к его глазу нож... или - раскалённый прут... или - не к глазу... заставить жрать землю... или - дерьмо... сунуть за шиворот горящий уголёк... или горсть муравьёв... обсудить как именно лучше отрезать... или прижечь... любую часть мяса раба... привязать к здоровенному колесу телеги и пустить с горки... запрячь в телегу и погонять...

Каждый. Каждое утро, каждый вечер. И бить, бить, бить... просто проходя мимо. Не так сидит, не так глядит, не так дышит...

-- Ули ханын данки! А-ай!

-- "Слава великому хану!" надо произносить правильно, через два "н". Ханнын. Ползи. От этой юрты до той кибитки. На брюхе. Через вон ту кучу навоза.

В коше было мало взрослых мужчин. И много подростков. Им было не важно - что представляет из себя брошенная им на забаву двуногая зверушка, какая у неё... "предыстория". Важно, что этот предмет позволял им удовлетворить свой инстинкт социализации.

Через полтысячи лет европеец будет писать о судьбе русского полона, взятого татарами:

"Они отдают пленников своим юношам для забавы, как бросают зайца своре собак".

Юноши хвастали друг перед другом своей изобретательностью, силой, меткостью... Всем тем, что позволяло получить уважение, занять более высокое положение в стайной иерархии "молодых волчат" становища.

-- Я - самый сильный мужчина в становище!

-- Нет, я самый сильный!

-- Ты - самый сильный. А я - самый сильный мужчина. Я сегодня трахнул нашего Зю шесть раз! Попробуй, повтори.

Вечкензу держали на привязи возле шатра. Кормили вместе с собаками. Часто - вообще не кормили. Ночью он не мог спать - комары. А днём ему не давали спать малолетние хозяева.

Ещё в начале Куджа велел обрить раба и одеть его в женское платье. Первое - оскорбление для аристократа, второе - смертельное оскорбление для каждого мужчины.

Можешь оскорбляться. Но сидя в колодках, на привязи у кибитки, когда каждый мимо проходящий шкет бьёт камчой или палкой, таскает за уши, кидает свежим навозом или камнями, задирает тебе подол и щиплет, выкручивая, выворачивая твоё мясо, везде, где ему пришло в голову... - довольно быстро научаешься говорить правильно: "ханнын". Через два "н".

Для Вечкензы, сына и наследника Ине ("Великий"), привыкшего к любви, уважению окружающих - перемена в его участи была... катастрофической.

Нет, как всякий мужчина, как будущий воин - он умел терпеть боль, знал - как побороть страх, но... Это же не смертельная схватка с могучим медведем! Который может тебя опрокинуть, вырвать мясо из твоего тела, сломать хребет ударом лапы. Опасность, к которой ты готов. На такую схватку идёшь с оружием, с верными товарищами, с опытными наставниками-охотниками. Знаешь, что с тобой может случиться. Что может сделать медведь, что должен сделать ты.

Но никто не знает, какую новую забавную игру придумают ребятишки этого коша. И ты ничего не можешь сделать. Потому что сил нет даже говорить, даже ругаться, даже плакать. Только слабое нытьё. Когда больно, когда страшно. Всегда. В редкие минуты покоя уже не вспоминается прошлое, дом, подвиги. Вообще - не думается. Пустой взгляд, пустая голова. Ступор. С непрерывной болью в разных местах тела.

Есть - отвага, есть - стойкость. Это несколько разные качества. Вечкенза был отважен. Дома, среди своих.

"На миру -- и смерть красна" - не только русская мудрость.

А вот стойкости в одиночестве...

***

Есть боль победы - она возвышает. "Да, мне было больно. Но я перетерпел и победил! Я - герой!".

Есть боль поражения - она озлобляет. "Да, мне больно, да, нас побили. Но я смою моё поражение их кровью! Я отомщу! Я буду героем!".

Есть боль бесконечного, безнадёжного унижения. Этот опыт не смывается ничем. "Вот так было. Вот так есть. Вот так будет всегда". И очевидное продолжение: "Я - не герой, я - никогда не стану героем". Никогда. Всегда. Вечно.

Есть эффективный "отбеливатель" - собственная смерть. "Дальше - тишина". Но и для этого нужны силы, решимость.

"Дерьмом грязь не вымыть".

А сил - нет. Ни на что.

***

Вот в таком состоянии Николай нашёл "наследного принца Мордовии".

-- С Куджой проблемы были? Не пытался и - деньги взять, и - товар у себя оставить?

-- Нет. Наоборот. Был счастлив, что от этого... "оленя" избавился. Он же боится, что узнают Пичай или Башкорд. Поэтому-то "оленя" обрил и девкой одел. Но, вроде бы, пока тихо. Он уходить собирается. То ли - на Дон, то ли - на Волгу. А если эта история дойдёт до Башкорда - ему голову оторвут.

"Глаз орла"... Хорошее свойство. Полезное. Для степняка. Правителю нужно другое - "глаз обезьяны". Глаз слабой, голой, бесхвостой обезьяны. Которая скачет на крокодиле, у стремени которой бегут князь-волки. А она смотрит и думает. Видит. Не леса и моря, не слонов и медведей - это интересно и полезно, но не столь важно. Важно - видеть других обезьян. Это - самое главное. Это самое - опасное. И - самое полезное. Не золото-диаманты, не звери-птицы - люди. Люди вокруг тебя.

Пять лет я ходил уже по этой земле, по "Святой Руси". Ходил и смотрел. Мне интересны люди. И я смотрел на них. Они были разные. Лесовики Фанг и Могутка, степняки Чарджи и Алу... Я их - видел, я - о них думал. Я пытался их понять. Я - их.

Множество коллег пытаются объяснить, втолковать, навязать... аборигенам своё. Для меня это вторично. Сначала - понять человека. Научиться говорить на его языке, говорить те слова, которые затрагивают его душу. Если ты понял его - сможешь объяснить ему своё. И уже не важно что именно: почему надо мыть руки перед едой или как построить самолёт. Все тайны ядерного синтеза бессмысленны, если он не понимает тебя. Потому что ты не понимаешь его.

Я стремился понять здешних людей. Обращал внимание на мелочи: состояние обуви, целостность и состав одежды, повадки, жестикуляция, мимика, интонации... Чужесть всего этого средневекового рядом с моим, с детства впитанным, способствовала восприятию. Перед моими глазами проходили сотни персонажей, я не отворачивался презрительно, не плёвывался от мерзости всей этой... "святорусской жизни" - запоминал, накапливал опыт. И, всё чаще, интуиция подсказывала: от этого человека следует ожидать чего-то вот такого. Не детально - направление, дорогу.

Через семь лет в мой шатёр в излучине Дона вошёл толстый половецкий хан в богатом парчовом халате. Неуклюже поклонился.

-- Э... Достопочтенный Айуан не узнаёт меня? Моё имя - Куджа. Куджа-хан.

Я был потрясён. Вместо оставшегося в памяти нищего, прокалённого солнцем, нервного, голодного бродяги, недостоверно изображающего из себя удачливого торговца, передо мной на кошме сидел богато одетый, с увешанными драгоценными "гайками" пальцами, рыхлый, чуть смуглый повелитель орды. Восседал. Источая ауру властности, вельможности. Только глаза остались прежними: быстрый, скачущий взгляд охотника, выискивающего цель, мгновенное замирание, острое вглядывание в возможную добычу, и снова скольжение вокруг в поисках опасности.