Глупость, конечно. Что ничего приличного не получится - сразу было понятно. Но людей развлекало. И тех, кто на коня влезал, и тех, кто со стороны смотрел.
Наездники из них... Чингачгука в галопе представляете? "Матросы на зебрах"... Лесовики - отличаются. Отсутствием тельняшек.
Полста красномордых от ветра здоровых бородатых мужиков от всей души молотят маленьких трофейных кипчакских тарпанов под брюхо своими фирменными восьмиугольными лаптями и дико вопят, размахивая топорами... Страшное зрелище. Половцы увидели и ускакали. Вот этот, последний отряд с востока, и смог пройти.
На шестой день пришёл Вечкенза. С красными пятнами на отмороженном, посечённом степным ветром, лице. Он шёл с западного края фронта атаки. Две сотни вёрст непрерывного форсированного марша. Днём и ночью. По снегу, на ветру и холоде. Ожидая атак противника, убегая и отражая их. Собирая отставших от других отрядов, добивая уцелевших врагов, добивая раненых своих, отбиваясь от яростных наскоков взбешённых батыров и джигитов.
Глубокий снег помогал лесовикам. Но не везде в степи лежали сугробы. Хабар и полон пришлось бросать. Пленных резали и раскладывали на дороге. Мужчинам отрезали половые органы и вкладывали в рты. Женщинам - вспарывали животы и отрезали груди. Всем - вырезали языки, выкалывали глаза, перебивали голени, суставы...
Племенная, народная война. "Мы - люди, вы - скоты".
-- Пусть повозятся со своей полудохлой падалью. Не такими шустрыми будут.
В племенах пленников ставят к пыточному столбу. Здесь проще, без изысков - походные условия.
Вой преследователей показывал, что они нашли очередную порцию покойников. Ярость мстителей затмевала разум, а Самород подбирал удобные места для боя. Где кипчаки, потеряв очередной десяток-другой воинов - откатывались.
Вечкенза был измотан, был вне себя. Он кидался на людей, во время марша сам убил пару вождей, которые рискнули не исполнить его приказы. Люди говорили, что в него вселился злой дух.
Но он вывел остатки ещё 8 отрядов. Остальные - погибли или повернули в леса. Последний отряд, догонявший толпу, ведомую Вечкензой, был в тот же день около полудня вырублен у нас на глазах.
Уже внутри южной половины "песочных часов" остатки сотни мордовцев, гонящих небольшую, голов в 10 кучку полона, и стадо скота голов в 30, была атакована конной полусотней половцев. Всё произошло в четверть часа - наша мордовская кавалерия только собраться успела.
Кипчаки догнали мордву, расстреляли из луков, добили саблями. Забрали полон и скот и ушли. Ни внятных попыток организовать оборону, ни, хотя бы быстрого организованного бегства со стороны мордвы - не было.
Единственный, доскакавший до нас парнишка, плакал, глядя на кровавые пятна, на тёмные кучи покойников на снегу. Да так и уснул. На полуслове, со слезами на глазах. Не доскакал бы до нас - захрапел бы там, в поле. Хоть бы и перед атакующими половцами.
***
Похоже на начало битвы на Марне: немцы, после Приграничного сражения двигались столь быстро, настолько были вымотаны, что почти все немецкие солдаты, взятые в плен французами в первые дни сентября 1914 года - взяты спящими.
***
Узнав о том, что у нас в плену находится пресловутая "русская жена" Башкорда, Вечкенза выхватил саблю и кинулся к ней, с дикими воплями и пеной на губах. Хорошо, что Самород сумел его перехватить. Потом парень плакал на груди своего телохранителя, а я пытался дать подошедшим воинам возможность качественного отдыха. Есть и спать в тепле.
Картинка вырисовывалась скверная. Из почти пяти тысяч эрзя, пошедших в поход, к Земляничному ручью вышло чуть больше двух с половиной. Вместе с тремя сотнями черемисов, сотней Кастуся, нурманами Сигурда и моей сотней, вместе с несколькими небольшими группами эрзя, мокши, шокши, муромы, пришедшими не из степи с юга, а из леса и лесостепи с запада, мы набирали чуть больше трёх тысяч бойцов.
У Башкорда изначально было четыре-пять тысяч воинов. В условиях разгрома их зимовий, на коней сядут не только взрослые мужчины, но и старики и дети. Какой-то вариант мобилизации Дмитрия Донского: "на два года раньше, на три года позже". Даже если эрзя и вправду уничтожили половину орды, в чём я, судя по рассказам участников, сильно сомневаюсь, Башкорд соберёт от двух до четырёх тысяч всадников.
Я, может просто со страху, предполагаю численное преимущество противника. Раза в полтора. Но главная беда не в этом.
Столкновение двух примерно равных по численности армий, одна - преимущественно пешая, необученная, мечтающая добраться до своих домов, защищающая ошмётки добычи, и вторая - конная, горящая жаждой мести... Без вариантов, "смазка для пик"... Почти.
"Никогда не считай врага дураком" - общеизвестная военная мудрость.
А если он не дурак, а псих?
Или - станет психом.
Или - как бы его психом сделать?
Когда начало темнеть, я решил, что на сегодня война закончилась: ну не полезут же "степные хищники" в битву в темноте!
Очередной мой прокол: привык, что лесовики ночью не воюют. А вот степняки... Они же через одного конокрады!
"Выглянул месяц и снова
Спрятался за облаками.
На семь замков запирай вороного
- Выкраду вместе с замками!".
"Потьмушники мозгуют стибрить клятуру под месяцем" - ночью же!
Ко мне привели очередного панка. Забавный эрзянин: отработал по указанному его отряду становищу, порезвился там. Утром понял, что имеются серьёзные проблемы. Как понял? Бабёнка, на которой он кувыркался, приподнялась с кошмы и упала со стрелой в спине - под откинутый частично полог юрты залетела.
Побегали малость по становищу, погоняли кипчаков, поняли, что уйти степью не получится. Перебили полон и скот, запалили барахло и сбежали в лес. Топали-топали и притопали сюда. В битву, а не в родной тёплый кудо.
-- Понятно. А зачем сюда пришёл?
-- Так уговор был. Отец Вечкензы занял у моего отца много-много мягкой рухляди. Инязор сказал: только тот, кто пойдёт в поход - получит долг. Вот, я пришёл - поход-то не закончен. Да и сам... Я добычи не взял. Ни имения, ни рабов, ни коней. Так домой возвращаться... стыдно. Здесь будет славный бой. У меня будет слава, у меня будет честь. Глядишь, и разживусь чем. Саблей или конём... Можно будет и домой идти.
-- Хорошо. Только завтра не вздумай струсить. Ни славы не будет, ни жизни. Пошли, место твоему отряду покажу.
Подымалась луна, большая, жёлтая, какая-то больная, когда дозорные сообщили о приближении половцев. Сначала прискакал вопящий дурак из конной мордвы:
-- А-А-А! Идут! Кыпчак! Кыпчак! Орда! Тысячи! Тьма!
Потом и мои сигнальщики сообщили о появлении конных разъездов противника. Группы кочевников, сперва малочисленные и редкие, становились всё больше, проскакивали всё гуще. Всё дальше входили в "воронку песочных часов". Пришлось поднимать лагерь, выводить людей на засеку.
Вечкенза, умывшийся снегом, выглядел более вменяемым, но бешеный блеск в его глазах то и дело проскальзывал.
Обсудили диспозицию, составили пропозицию, прикинули вариации и разошлись по позициям. Приняли надлежащую позу.
Факеншит уелбантуренный! Позу готовности! К бою и к смерти.
А, блин, страшно, однако... Нервенно... Едрить-каламбурИть...
Мои сигнальщики нашли в паре вёрст к югу от ручья в лесу высокую сосну, забрались туда и рассказывали в телеграфном стиле - что они видят. А я сидел в лесу над обрывом с правой, от кипчаков, стороны этой гигантской ловушки для человеков, с южной стороны ручья, так сказать - за линией фронта. И ждал.