— Понятно, — сказал я. — Вас не ограбили, но стукнули чем-то тяжелым. Кто бы это мог быть?
Он покачал головой и болезненно сморщился:
— Не знаю. Думаю, я сам затеял драку. Когда напьюсь, я забываю о своих физических возможностях. Могу замахнуться даже на чемпиона мира по боксу, если мне покажется, что он меня оскорбил.
Фрэнк засмеялся:
— Ваше счастье, что вы не так часто пьете, мистер Клингер, а то вам не удалось, бы дожить до седых волос.
— К сожалению, чаще не могу. Моя дражайшая супруга возглавляет в Бенсоне общество трезвости. Она превосходит меня по всем параметрам. Нет, уж лучше иметь дело с чемпионом мира по боксу.
— Вы в состоянии оплатить скорую помощь и больничную койку? — спросил Фрэнк. — Больница может взять расходы на себя, но это для нищих, а вы вроде бы платежеспособны.
— У меня осталась ещё сотня. — Он с трудом скосил глаза на доктора: — Этого хватит?
Тот кивнул:
— Хватит и половины.
Я шагнул было к выходу, и тут мне в голову пришла интересная мысль.
— Когда в следующий раз, — сказал я, — надумаете встряхнуться, деньги оставьте в отеле, но прихватите с собой листок бумаги со своей фамилией и адресом.
— Чтобы вы могли известить мою жену? Так ведь она думает, что я в Финиксе, закупаю оборудование для своей бензоколонки.
В вестибюле мы с Фрэнком переглянулись и расхохотались.
— Я позвоню кэпу, — сказал он. — Сообщу новости о пострадавшем и выясню, каковы дальнейшие указания. Жаль, что по телефону нельзя плюнуть ему в физиономию.
— Ты по-прежнему считаешь, что Стиффлера убил Медли?
— Рыжик, я не псих. Поверь мне, преступник Медли. Убил он. Нет, я никогда не поверю, что человек может настолько свихнуться, чтобы начать убивать из милосердия.
11. Джон Медли
Во вторник в восемь вечера, находясь дома, я услышал, как часы отбивают время, и мне пришло в голову, что неделю назад именно в этот момент я вышел из дома, чтобы привести его сюда. Он был такой жалкий, этот немецкий парень. Увидев его, я понял, что указующий перст Всевышнего на этот раз безошибочно выбрал цель.
Он был подобен ходячему мертвецу и не мог стать иным. Его жизнь заканчивалась, воля к продолжению земного существования напрочь отсутствовала.
Проживи он ещё какое-то время, он стал бы жертвой непрерывных душевных страданий, таких же невыносимых, как физическая агония. Я знаю это по страшному опыту последних восьми лет.
Читая газетные сообщения о той ужасной аварии, о слушании в суде, скорбном похоронном обряде, я подозревал, что дело обстоит именно так, но тогда Всевышний ещё не подал мне знака. И лишь неделей позднее, в воскресенье пополудни, Он благословил меня на деяние, ниспослал наконец сигнал, который, увы, был в тот момент мне не совсем ясен.
Как очарователен был тот апрельский воскресный день! Положив Евангелие в карман пиджака, я прошел по бульвару до Небесного парка. Это моя церковь, мой храм Божий, когда я хочу побыть наедине с Господом. Я не принадлежу ни к одной из конфессий и никогда не был членом какой-либо церковной общины. Я был атеистом, вольнодумцем, агностиком до тех пор, пока восемь лет назад через совершенное мною ужасное преступление не нашел Бога. Вернее, Он нашел меня. А поскольку Бог везде, его храм — весь мир. Нелепо ограждать стенами клочок земли и называть его церковью. Самый гигантский собор — ничтожная пылинка по сравнению с тем истинным храмом, крышей которому служат небеса.
В Небесном парке — какое удачное название! — я сел в тени на маленькую скамейку, откуда мог наблюдать за молодыми людьми, играющими в теннис на бетонных кортах. Я смотрел на них, прислушиваясь к радостным крикам детей на качелях. Потом достал из кармана Евангелие. Я открыл его на Откровении Иоанна Богослова. Если одна часть Библии может быть прекрасней другой, то, на мой взгляд, именно эта глава наиболее глубоко проникает в душу. Мои глаза остановились на следующих строчках: «И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя».
Вы размышляли когда-нибудь о символике зверя из Апокалипсиса? Всевышний через посредство Иоанна Богослова дарует нам символ, но не имя. И сделано это безусловно сознательно. Он дает нам возможность самостоятельно истолковывать его смысл, который никогда не будет одинаковым для разных людей. Для меня зверь Апокалипсиса — это милосердие. Милосердие прекращения страданий, милосердие смерти — величайшего из даров Господа.